чего же непостижимы мужчины!

— Тошно подумать, — продолжал он, — как меня дурачили, Моего школьного учителя надо было бы выдрать как следует. Ведь он же вор. Обещал сделать из меня человека и украл двадцать три года моей жизни — набил мне голову всякой дребеденью. Вот он я перед вами. Ничего не знаю и ничего не умею, а время учиться уже прошло.

— Прошло? — повторила она. — Почему прошло?.

Но он, казалось, не слышал ее.

— Мои старики не нашли ничего лучшего, как заплатить тридцать фунтов за мое обучение в магазине — выложили тридцать фунтов наличными, чтобы сделать меня тем, что я есть, — приказчиком. Управляющий обещал научить меня ремеслу, а сделал из меня подручного. Так всегда бывает с учениками в магазинах. Если бы всех жуликов упрятали в тюрьму, вам не у кого было бы купить ленту или нитки. Очень хорошо, конечно, вспомнить про Бернса и прочих, но я не из таких. А ведь и я не такая уж дрянь, чтобы из меня ничего не вышло, если бы меня поучили. Интересно, кем были бы те, кто смеется и потешается надо мной, если бы их так же одурачили. Начинать сначала в двадцать три года, не поздно ли?

Он поднял на нее глаза с грустной усмешкой — перед нею был Хупдрайвер более печальный и мудрый, чем он рисовал себя в самых смелых своих мечтах.

— Все это сделали со мною вы, — сказал он. — Вы настоящий человек. И вы заставили меня задуматься над тем, что же я такое и чем я мог бы стать. Представьте себе, что все сложилось бы иначе…

Она подумала, что его скромность может быть превратно истолкована всеми, кто понимал его не так хорошо, как она, и сказала:

— Ну и сделайте так, чтобы все сложилось иначе.

— Как?

— Работайте. Перестаньте плыть по течению. Вы уже доказали, что у вас есть смелость, решительность. Начинайте!

— Ах! — сказал Хупдрайвер, искоса взглянув на нее. — Но даже и тогда… Нет! Ничего из этого не выйдет. Слишком поздно начинать.

Наступило задумчивое молчание, и разговор на этом окончился.

В Рингвуде они позавтракали, а после завтрака Джесси ожидало разочарование. На почте для нее не оказалось письма. Напротив гостиницы «Клетчатый жеребец» помещался велосипедный магазин, в витрине которого был выставлен весьма и весьма подержанный трехколесный тандем марки «Марлборо клуб», а также объявление о том, что здесь можно взять напрокат велосипеды и тандемы. Заведение это запомнилось мистеру Хупдрайверу из-за странного его хозяина, который, перейдя через дорогу, принялся внимательно изучать их машины. Этот поступок вызвал у мистера Хупдрайвера ряд весьма неприятных мыслей, но, к счастью, ничего не повлек за собой.

Пока они завтракали, в комнату вошел высокий священник с раскрасневшимся лицом и сел за соседний столик. Одет он был по-своему празднично: его застегивающийся сзади, несколько пострадавший от жары воротничок был выше обычного, а вместо длиннополого сюртука на нем был черный, на редкость короткий, пиджак. На ногах у него красовались тусклые коричневые ботинки, брюки посерели от пыли, а на голове вместо обычной мягкой фетровой шляпы возвышалась пегая соломенная. Он был явно общительного десятка.

— До чего же чудесный день, сэр! — промолвил он звучным тенором.

— Чудесный, — повторил мистер Хупдрайвер, не отрываясь от пирога.

— Насколько я понимаю, вы совершаете поездку на велосипеде по этому дивному краю, — сказал священник.

— Катаемся, — пояснил мистер Хупдрайвер.

— Могу себе представить: если машина хорошо смазана, то нет более приятного и легкого способа ознакомиться с местностью.

— Совершенно верно, — согласился мистер Хупдрайвер. — Неплохой способ передвижения.

— Я думаю, велосипед-тандем должен быть особенно приятен для молодой супружеской пары: он допускает такую восхитительную близость.

— Правильно, — согласился мистер Хупдрайвер, слегка покраснев.

— А у вас тандем?

— Нет, мы едем порознь, — сказал мистер Хупдрайвер.

— Движение на воздухе, бесспорно, способствует возвышенному настроению. — И, изрекши эту истину, священник повернулся и твердым, решительным голосом заказал официанту: чашку чаю, две желатиновых таблетки, хлеб с маслом, салат и в довершение всего пирог. — Желатин совершенно необходим. Он способствует выделению танина из чая, — заметил он, не обращаясь ни к кому в частности, и, сложив руки, упершись в них подбородком, уставился на картинку, висевшую над головой мистера Хупдрайвера.

— Я сам велосипедист, — произнес священник, внезапно опуская взор на мистера Хупдрайвера. — Все мы теперь велосипедисты. — И он широко улыбнулся.

— Вот как! — сказал мистер Хупдрайвер и схватился за усы. — А какая, позволю себе спросить, будет у вас машина?

— Я недавно приобрел трехколесную. Двухколесный велосипед, к сожалению, как бы это сказать… мои прихожане считают слишком несолидным. А ведь надо принимать в расчет и мнение малых сих, особенно в наши дни, когда церковь нуждается в помощи каждого. Поэтому я и завел себе трехколесный велосипед. Я как раз приволок его сюда.

— Приволокли?! — повторила удивленная Джесси.

— На шнурке от ботинка. А часть пути тащил его на спине.

Все вдруг замолчали. Джесси не в то горло крошка попала. На лице мистера Хупдрайвера отразились попеременно все стадии недоумения. Потом он догадался:

— Произошла авария?

— Едва ли это можно назвать аварией. Просто колеса внезапно перестали вертеться. И я оказался в пяти милях отсюда с совершенно неподвижной машиной.

— Вот как! — произнес мистер Хупдрайвер с понимающим видом, а Джесси только бросила взгляд на этого безумца.

— Оказалось, — продолжал священник, довольный тем впечатлением, какое он произвел, — что мой слуга тщательно промыл подшипники парафином, дал машине высохнуть, а смазать маслом потом забыл. В результате они основательно нагрелись, и колеса перестали вращаться. Уже вначале велосипед шел тяжело и со скрипом, а я приписал это тому, что плохо работаю ногами и просто удвоил усилия.

— Жарко вам пришлось, не меньше, чем им, — заметил мистер Хупдрайвер.

— Трудно точнее выразиться. Такое уж у меня в жизни правило: что бы я ни делал, стараться изо всех сил. А подшипники, по-моему, раскалились докрасна. В конце концов одно колесо совсем остановилось. Это было боковое колесо, и остановка его неизбежно привела к тому, что вся машина перекувырнулась и я вместе с ней.

— Вы хотите сказать, что слетели с нее? — спросил мистер Хупдрайвер, внезапно оживившись.

— Вот именно. А так как я не желал признать себя побежденным, то летал не раз. Возможно, вы поймете меня: такой уж у меня характер. Я принялся увещевать велосипед — в шутку, конечно. К счастью, на дороге никого не было. Но под конец заело все оси, и я решил прекратить неравное сражение. Мой трехколесный велосипед стал ничуть не лучше тяжелого кресла без колесиков. Надо было либо тащить его, либо нести.

В дверях показалась еда священника.

— Целых пять миль, — произнес он. И начал поглощать хлеб с маслом.

— К счастью, — сказал он, — у меня хорошее пищеварение, и человек я энергичный — принципиально энергичный. Хорошо было бы, если б все люди были такими.

— Самое было бы правильное, — согласился мистер Хупдрайвер.

И священник прекратил разговор, отдав предпочтение хлебу с маслом.

— Желатин, — произнес вдруг священник, задумчиво помешивая ложечкой чай, — способствует выделению танина из чая и таким образом облегчает его усвоение.