Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения для сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.

В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к нему Вику.

Я прицепил к поясу меч.

– Ты хочешь выйти из комнаты? – спросила Вика. Это были ее первые слова после еды.

– Да.

– Но тебе нельзя.

– Почему? – насторожился я.

– Это запрещено, – сказала она.

– Понятно.

И я двинулся к двери.

– Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, – сказала она.

– А пока ты должен ждать.

– Не собираюсь ждать.

– Но ты должен, – настаивала она, вставая.

Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– Не надо так бояться царей-жрецов, – сказал я.

Она поняла, что я не отказался от своего решения.

– Если выйдешь, – сказала она, – возвращайся до второго гонга.

– Почему?

– Ради тебя самого, – сказала она, опустив глаза.

– Я не боюсь.

– Тогда ради меня. – По-прежнему она не поднимала глаз.

– Но почему?

Она, казалось, смутилась.

– Я боюсь оставаться одна.

– Но ты была одна много ночей, – заметил я.

Она посмотрела на меня, и я не смог понять выражения ее обеспокоенных глаз.

– Бояться никогда не перестаешь, – сказала она.

– Я должен идти.

Неожиданно издалека донесся удар гонга, какой я уже слышал в зале царей-жрецов.

Вика улыбнулась мне.

– Видишь, – облегченно сказала она, – уже слишком поздно. Ты должен остаться.

– Почему?

Она смотрела в сторону, избегая моего взгляда.

– Потому что скоро потускнеют лампы и начнутся часы, отведенные для сна.

Она как будто не хотела говорить дальше.

– Почему я должен остаться? – спросил я.

Я крепче сжал ее плечи и потряс, чтобы заставить говорить.

– Почему? – настаивал я.

В глазах ее показался страх.

– Почему? – требовал я.

Послышался второй удар гонга, и Вика, казалось, вздрогнула у меня в руках.

Глаза ее в страхе широко раскрылись.

Я свирепо потряс ее.

– Почему? – воскликнул я.

Она с трудом могла говорить. Голос ее был еле слышен.

– Потому что после гонга… – сказала она.

– Да?

– …они ходят.