— Что там написано?

— Что написано? — Дик вспомнил золотом выведенное название лечебницы и ответил: — Сильвия!

— Верно. Значит, ясно, кто здесь мисс Сильвия?

— Не ясно, — покачал головой Дик.

— Ну, подумай: мисс, которую ты здесь видел, зовут Сильвия, мисс Сильвия. Так?

— Так.

— А лечебница наша как называется?

— Тоже «Сильвия».

— Стало быть, кто здесь мисс Сильвия, если ее имя на вывеске написано?

Дик все еще не понимал. Сильвия, имя которой носит лечебница, была для него молодой, прекрасной покойницей, а не женщиной в завитках, с холодными глазами и крючковатым носом, похожей на сову. На вопрос сиделки он снова отрицательно покачал головой.

— Э-э, Дик! — укоризненно сказала Джен. — Должно быть, ты еще не совсем пришел в себя… Мисс Сильвия — хозяйка лечебницы.

— Да что вы! А я думал… я считал… — Дик удивленно уставился на сиделку. — Разве она не умерла?

— Кто — хозяйка? Да ведь мы ее только сейчас видели. — Миссис Джен усмехнулась. — Она знаешь какая деловая!.. Вот эту лечебницу, ничего не имея, заполучила.

Словоохотливая сиделка принялась рассказывать Дику сложную историю о том, как мисс Сильвия, которая когда-то тоже была сиделкой, стала владелицей лечебницы.

Случилось это так. Несколько лет назад мисс Сильвию пригласили в один богатый дом ухаживать за психически больным, или, попросту говоря, за сумасшедшим. Тот так привык к ней, что на шаг от себя не отпускал. Богатые родичи сумасшедшего ценили ее за это. Они были бы рады избавиться от жизни под одной крышей с умалишенным, но не знали как. Разлучить его с мисс Сильвией и отдать в психиатрическую больницу они не хотели.

Хитрая мисс Сильвия воспользовалась сложившимися обстоятельствами. Она высмотрела вот эту небольшую лечебницу. Больных здесь было мало, хозяин терпел убыток и хотел закрыть ее. Мисс Сильвия пошла на риск — взяла лечебницу в аренду. Главным ее козырем был сумасшедший. Это была та овечка, которую мисс Сильвия собиралась стричь.

И действительно, богатые родственники охотно отдали умалишенного на полное попечение мисс Сильвии. Он один приносит дохода больше, чем десять обыкновенных больных. Да и от обыкновенных больных хозяйка в убытке не остается. Дела лечебницы пошли в гору.

— И сумасшедший здесь? — со страхом спросил Дик. Он никогда не видел сумасшедших, но почему-то боялся их.

— Здесь, — сказала миссис Джен. — Только он в отдельном помещении. К нему даже вход с другой стороны.

— А вы бываете у него?

— Конечно. Иногда целые дни с ним провожу. Он, когда не буйствует, очень милый и приятный джентльмен. С ним поговорить интересно.

Дик с новым вниманием посмотрел на сиделку, а та, всплеснув руками, вскочила с места:

— Ой, заговорились! Ну как ты, отошел?

— Отошел, — ответил Дик.

— Голова не кружится?

— Нет.

Миссис Джен замялась, смущенно заморгала. Морщинки в уголках ее глаз стали отчетливее.

— Вот что, Дик, милый, — произнесла она запинаясь: — мисс Сильвия велела, чтобы ты посидел пока в холле… Там удобно и кресла хорошие… Ты посиди, а как твоя мать придет и оформит, так мы тебя сразу в палату возьмем. Хорошо?

Дик опять помрачнел. Разговор об оформлении он уже слышал, и это ему очень не нравилось. Мисс Сильвия не хочет принять его, пока за лечение не будет заплачено, а он не хочет оставаться здесь, если даже ма и внесет деньги. Ему наплевать на лечебницу!

— Я лучше домой пойду, — сказал Дик и, как в первый раз, шагнул к двери.

Но миссис Джен загородила дорогу.

— Что ты, что ты! — замахала она руками. — Никто тебя не пустит, никуда ты не уйдешь! Мать ведь так или иначе придет за тобой, верно? Значит, тебе надо ждать. Спокойно сидеть и ждать. Там хорошо, в холле…

Дик подумал о том, что заехал от дома куда-то очень далеко, что денег у него нет ни цента и что если он отправится домой пешком, то и к вечеру не доберется. А мать ведь действительно должна прийти. Значит, надо ждать.

В сопровождении сиделки он вернулся в вестибюль. Миссис Джен усадила его в кресло, принесла журнал с картинками, чтобы не скучал, и ушла.

— Ты можешь даже поспать немного, если хочешь, — сказала она. — В кресле удобно.

Но Дику было не до сна.

Невеселое это дело — сидеть в больничном холле, рядом с дверью, откуда тянет холодом, и чувствовать, что глаз у тебя разбаливается все сильнее и сильнее. Сначала его покалывало, а потом стало жечь огнем, совсем как утром, когда Дик чуть не потерял сознание.

Дик вертелся в кресле, прижимал больной глаз рукой, пил воду из прикрепленного к стене стеклянного бака, но ничего не помогало. Очень хотелось стонать. От этого наверняка стало бы легче. Но стонать Дик стеснялся. Мрачный Грейди и так уж посматривал на него из-за своей полированной перегородки, хотя за все время не произнес ни слова.

А ма все не шла и не шла.

Раза два наведывалась миссис Джен, вздыхала, сочувственно гладила Дика по плечу, предлагала капли. Но от капель Дик отказывался, и сиделка отходила, шепча про себя: «Ребенок ведь… Как же это можно, господи!»

После ее второго посещения в холле промелькнула рослая фигура доктора Паркера. Он, видно, очень торопился, а может быть, только делал вид, что торопится; может быть, он просто не знал, как ему держаться с Диком, о чем говорить? Во всяком случае, толстяк сначала хотел пройти мимо кресла, в котором скорчилась маленькая фигурка с перевязанной головой, но потом передумал, остановился и окликнул с нотками смущения в голосе:

— Ну, Дик!..

Дик обрадовался Паркеру. Как-никак, он свой, с их улицы; он его привез сюда, он и забрать его может. Глядя снизу вверх на большой свисающий подбородок доктора, Дик ждал, что тот скажет.

А тот, по обыкновению, сказал нечто неожиданное:

— Ты слышал, Дик, чем отличается март от всех других месяцев в году?

— Март?.. — Дик не знал, куда толстый доктор клонит.

— Ага. Есть поговорка про март. Она относится к нам с тобой…

— К нам? — Дик совсем запутался.

— Ну да, про март говорят так: он приходит, как лев, а уходит, как ягненок. То же самое мы: пришли, нашумели, а уйти, кажется, придется ягнятами… Да, подвела нас твоя милейшая ма, очень подвела.

— Ма не подвела! — тверда сказал Дик. — Она знает, что я здесь, она возьмет меня отсюда.

Доктор пренебрежительно махнул пухлой рукой:

— Ну, то, что ты из подкидышей вырос, я догадываюсь. Но не могу понять другое: не могу понять, зачем нужно было разогревать сковородку для яичницы, не посмотрев, есть ли в шкафу яйца? Можешь ты