преодолевать моря и континенты!..

…Если бы нашему малуинцу сказали, что арабами Суэц некогда назывался Суейс, а египтянами — Клеопатрис, он бы не задумываясь ответил:

«Для моих дел совершенно безразлично, как его называли раньше!»

Этому нетерпеливому человеку даже в голову не приходило осмотреть, скажем, мечети — старинные здания, не отличающиеся, впрочем, особым своеобразием, две или три площади, из коих самая любопытная — хлебный базар, дом, обращенный фасадом к морю, служивший резиденцией генералу Бонапарту.

Но Жюэль, в отличие от дядюшки Антифера, решил употребить свободное время на осмотр этого малопривлекательного, невзрачного и грязного города, в котором насчитывается пятнадцать тысяч жителей.

Молодой капитан вместе с Жильдасом Трегоменом успел обойти за два дня все улицы и закоулки и обследовать Суэцкий рейд, где не менее пятисот кораблей могли бы найти удобную якорную стоянку, не рискуя сесть на мель, так как глубина рейда достигает шестнадцати — двадцати метров, и надежное укрытие от преобладающих здесь в любое время года северо-западных ветров.

Благодаря железной дороге, соединяющей Каир и Александрию, Суэц вел морскую торговлю еще до того, как было решено построить канал. По своему положению в глубине одноименного залива, который вдается на сто восемьдесят шесть километров в материк, между египетским побережьем и Синайским полуостровом, Суэц господствует на Красном море и пусть медленными шагами, но уверенно идет к расцвету.

Но, еще раз скажем, все это ни в малейшей степени не интересовало дядюшку Антифера. В то время как оба его спутника бродили по городу, он почти не покидал великолепного пляжа, превращенного в место для прогулок. Правда, дядюшка Антифер чувствовал, как за ним неотступно следят то Назим, то Бен-Омар. Хотя они не приближались к нему, но не спускали с него глаз. Впрочем, он делал вид, будто ничего не замечает. Погруженный в свои неотвязные думы, малуинец сидел на скамье, буравя взглядом горизонт Красного моря и как бы стараясь увидеть то, что недоступно взору. Иногда его воображение настолько подчинялось навязчивой идее, что ему начинало казаться: он видит остров… его остров… возникающий в туманной дали… там, на юге… Это был своего рода мираж, так часто появляющийся у этих песчаных берегов, — чудесный феномен, обманывающий зрение.

Утром 11 марта пакетбот «Оксус» закончил наконец приготовления к отплытию и погрузил уголь, необходимый для перехода через Индийский океан, включая обычные стоянки в промежуточных портах.

Не следует удивляться, что дядюшка Антифер, Жильдас Трегомен и Жюэль уже на рассвете прибыли на пакетбот, опередив Бен-Омара и Саука.

Этот большой пакетбот, в основном предназначенный для коммерческих грузов, был приспособлен и для перевозки пассажиров, большей частью следовавших в Бомбей; лишь немногие должны были высадиться в Адене и Маскате.

К одиннадцати часам утра «Оксус» снялся с якоря и вышел на длинный фарватер Суэца. Поднялся довольно свежий северо-западный ветер, имевший тенденцию перейти в западный. Так как из-за частых остановок путешествие должно было продлиться не меньше двух недель, Жюэль заказал каюту с тремя выдвижными койками, предназначенными для послеобеденного или ночного сна.

Само собой разумеется, что Саук и Бен-Омар заняли другую каюту, из которой нотариус выходил весьма редко и очень ненадолго. Дядюшка Антифер, твердо решив свести до минимума общение между обеими сторонами, объявил об этом злополучному нотариусу со свойственной ему деликатностью белого медведя:

— Господин Бен-Омар, мы путешествуем вместе, это решено, но каждый идет своей дорогой. Я пойду по моей, вы — по вашей… Достаточно того, что вы засвидетельствуете мое вступление во владение наследством, и баста! А затем, я надеюсь, мы будем иметь удовольствие никогда больше не встречаться ни на этом, ни на том свете!..

Пока «Оксус» спускался вдоль залива, защищенного возвышенностями перешейка, плавание было так же спокойно, как по озеру. Но, когда он вышел в Красное море, ветры, налетающие из аравийских пустынь, встретили его довольно сурово. Началась такая сильная бортовая качка, что заболело большинство пассажиров. Назима, по-видимому, качка беспокоила не больше, чем дядюшку Антифера и Жюэля, и не больше, чем Жильдаса Трегомена, реабилитировавшего в своем лице корпорацию моряков пресных вод. Что же касается нотариуса, то никаким пером не описать то жалкое состояние, до которого он дошел. Он ни разу не показался ни на палубе, ни в салоне, ни в столовой. Вообще его никто не видел за все время плавания, и только из-за двери каюты доносились его жалобные стоны. Действительно, для него было бы гораздо лучше превратиться на время путешествия в настоящую мумию… Славный Трегомен, чувствовавший сострадание к несчастному, навещал его несколько раз, что никого не удивляло, так как все знали доброту и отзывчивость этого человека. А дядюшка Антифер, не простивший Бен-Омару попытки похитить его широту, только пожимал плечами, когда Жильдас Трегомен пробовал разжалобить его и вызвать сочувствие к несчастному больному.

— Ну что, лодочник, — говорил он Трегомену, грызя свой чубук и перекатывая его из стороны в сторону, — вывернуло твоего Омара наизнанку?..

— Почти.

— С чем тебя и поздравляю!

— Старина, неужели ты не навестишь его… хоть один разок?..

— Конечно, лодочник, конечно!.. Я непременно навещу его… когда от Омара останется одна скорлупа!

Ну как можно говорить серьезно с человеком, который так отвечает и при этом заливается смехом!

Но если нотариус во время плавания никому не докучал своим присутствием, то его клерк Назим часто вызывал в дядюшке Антифере вполне законное раздражение. Нельзя сказать, что Назим навязывал ему свое присутствие… Нет! Да и зачем ему было это делать, раз они не могли беседовать: ведь считалось, что Назим не знает французского языка… Но мнимый клерк всегда оказывался рядом; он подглядывал исподтишка за малуинцем, словно выполняя поручение своего патрона. С каким бы наслаждением дядюшка Антифер вышвырнул его за борт!.. Конечно, если допустить, что египтянин был таким человеком, который потерпел бы подобное обращение с собой.

Переход по Красному морю был труден, хотя еще и не наступила невыносимая жара. В это время, как известно, работу у паровых котлов могут выдержать одни арабы — только они обладают способностью переносить такую жару, при которой в несколько минут сваривается яйцо.

15 марта «Оксус» достиг наиболее узкого места Баб-эль-Мандебского пролива. Оставив по бакборту английский остров Перим, три француза приветствовали флаг своей родины, развевающийся над крепостью Обок на африканском берегу[102]. Затем пароход вышел на морской простор Аденского залива и направился к порту, носящему то же название. Здесь должны были высадиться несколько пассажиров.

Аден — еще один ключ в связке ключей Красного моря, висящей на поясе Великобритании, этой хлопотливой, вечно озабоченной хозяйки! Благодаря острову Перим, превращенному ею во второй Гибралтар, она держит в своих руках вход в этот коридор длиною в шестьсот лье, ведущий в Индийский океан. Хотя гавань Адена понемногу заносит песком, она располагает, однако, обширной и удобной якорной стоянкой на восточной стороне, а на западной — таким хорошим доком, что в нем может укрыться целый флот. Англичане обосновались в Адене с 1823 года. Этот город, процветавший еще в XI и XII веках, как бы самой судьбой был предназначен для того, чтобы стать огромным складом, куда стекались товары из далеких восточных стран.

К тридцати тысячам жителей Адена в тот вечер прибавилось еще три человека — три француза. В течение двадцати четырех часов Франция была представлена здесь тремя отважными малуинцами.

Дядюшке Антиферу и в голову не приходило сойти с пакетбота. Он проводил время, бранясь из-за этой случайной стоянки, которая, к его величайшему негодованию, сделала возможным появление на палубе «Оксуса» нотариуса Бен-Омара. Но в каком виде! О боже! У него едва хватило сил дотащиться до юта.