— Герберт отличный стрелок, — сказал журналист, — и стрел у него достаточно. Пусть он снова попробует.
— Ничего не выйдет, — возразил Пенкроф, — эти образины хитрые! Они не выпустят лестницы… Когда я подумаю, что они там натворили в наших кладовых, у меня в глазах темнеет…
— Терпение, Пенкроф! — посоветовал журналист. — Обезьянам не удастся долго морочить нас…
— Я поверю в это, когда последняя из них спустится вниз. Да, кстати, мистер Спилет, сколько этих шутников забралось к нам, как вы думаете?
Невозможно было ответить на этот вопрос, так как обезьяны больше не показывались в окнах. Герберту снова удалось зацепить стрелой лесенку, но, когда её стали тянуть книзу, она не подалась и верёвка оборвалась.
Положение колонистов было поистине затруднительным. Пенкроф бесновался. В этом происшествии была своя смешная сторона, но колонистам было не до смеха. Они не сомневались теперь, что рано или поздно сумеют вернуться в Гранитный дворец, но когда и как — этого они сами не знали.
В течение следующих двух часов положение не изменилось. Обезьяны не показывались в окнах. Только три или четыре раза чёрные руки высовывались из отверстий окон, но, встреченные ружейными выстрелами, тотчас же исчезали.
— Давайте спрячемся, — предложил инженер. — Обезьяны решат, что мы сняли осаду, и снова покажутся в окнах. Тогда Спилет и Герберт легко перебьют их.
Предложение инженера было принято, и в то время как Герберт и журналист, искуснейшие стрелки колонии, спрятались за скалами, Наб, Сайрус Смит и Пенкроф пошли в лес на охоту: час завтрака настал, а у колонистов не было никаких запасов провизии.
Через полчаса охотники вернулись с несколькими голубями. Наб зажарил дичь на костре. Обезьяны всё ещё не показывались.
Гедеон Спилет и Герберт, передоверив свой сторожевой пост Топу, тоже пошли завтракать, а затем снова вернулись в засаду.
Прошло ещё два часа без каких бы то ни было перемен. Четверорукие не проявляли никаких признаков жизни. Можно было подумать, что они покинули дворец. Но это было маловероятно. Скорей всего, испуганные шумом выстрелов и гибелью одного из своих, они смирно сидели в глубине комнат или в кладовых. Когда колонисты думали о хранящихся там вещах, их терпение начинало быстро иссякать и сменялось вполне оправданным раздражением и бешенством.
— Нет, это слишком глупо! — сказал журналист. — А главное, это положение может тянуться бесконечно долго!
— Чёрт побери, надо же что-нибудь придумать, чтобы выгнать этих обезьян! — воскликнул Пенкроф. — Мы осилили бы их, даже если б их там было двадцать штук… Но для этого нужно, чтобы они приняли бой… Нет ли какого-нибудь способа добраться до них?
— Есть один, — ответил инженер, которого, видимо, осенила какая-то мысль.
— Один способ? — спросил Пенкроф. — Что ж, очевидно, он хорош, раз нет других. А в чём заключается ваш способ?
— Спуститься в Гранитный дворец по старому стоку озера, — ответил инженер.
— Тысяча чертей! — воскликнул моряк. — И как это я не подумал об этом!
Действительно, другого способа выгнать обезьян из дворца у колонистов не было. Отверстие стока, как известно, было замуровано скреплёнными цементом камнями; но можно было разобрать эту стену. К счастью, Сайрус Смит не сумел ещё привести в исполнение свой проект — скрыть это отверстие, снова подняв уровень воды в озере. Тогда бы эта работа отняла намного больше времени.
Около полудня колонисты, захватив с собой ломы и кирки из Камина, прошли снова под окнами Гранитного дворца, чтобы взобраться на плоскогорье Дальнего вида. Топа они оставили на карауле у подножия стены. Но не сделали они и пятидесяти шагов, как послышался яростный лай собаки.
Колонисты остановились.
— Бежим! — крикнул Пенкроф.
И все стремглав помчались обратно.
Подбежав к дворцу, они увидели, что положение изменилось.
Обезьяны, чем-то испуганные, искали спасения в бегстве. Две-три из них перепрыгивали с окошка на окошко с ловкостью акробатов. Они не пытались даже спустить лестницу, забыв, очевидно от страха, об этом простейшем способе бегства. Колонисты прицелились и выстрелили. Ни один заряд не пропал даром. Две-три обезьяны, раненые или убитые, попадали внутрь комнаты. Остальные свалились с высоты и разбились о землю.
Через несколько минут Гранитный дворец словно вымер.
— Ура! — вскричал Пенкроф. — Ура! Ура!
— Не рано ли кричать «ура»? — сказал ему Гедеон Спилет.
— Почему рано? Ведь все враги убиты, — возразил моряк.
— Не спорю. Но это не поможет нам вернуться домой.
— Что ж, пойдём к старому стоку.
— Придётся, хотя лучше было бы… — начал инженер.
Но ему не пришлось докончить фразы: лестница вдруг соскользнула с порога двери и, развернувшись, упала на землю.
— Ах, чёрт возьми! — вскричал моряк. — Вот это здорово!
И он вопросительно посмотрел на Сайруса Смита.
— Чересчур здорово! — пробормотал тот и первый бросился к лестнице.
— Берегитесь, мистер Смит, — предостерёг его Пенкроф. — Там, может быть, остались ещё обезьяны!
— Посмотрим! — крикнул на бегу инженер.
Все колонисты последовали за ним. Через минуту они добрались до верху. Комнаты были пусты. Кладовые оказались в сохранности.
— А лестница-то? — недоумевал Пенкроф. — Кто же сбросил её нам?
В эту минуту раздался крик, и крупная обезьяна, притаившаяся в тёмном коридоре, вбежала в комнату, преследуемая Набом.
— Ах, разбойник! — вскричал Пенкроф и, взмахнув топором, хотел рассечь череп орангутангу, но инженер удержал его руку.
— Пощадите её, Пенкроф, — сказал он.
— Пощадить эту обезьяну?
— Да, это она сбросила нам лестницу!
Инженер сказал это таким странным тоном, что трудно было понять, шутит ли он или говорит серьёзно.
Колонисты все вместе навалились на обезьяну и после недолгой борьбы повалили её на пол и связали.
— Уф! — облегчённо вздохнул Пенкроф. — А теперь что мы с ней будем делать?
— Мы из неё сделаем слугу, — ответил Герберт.
Юноша не шутил, говоря это. Он знал, что эти умные животные отлично поддаются дрессировке.
Колонисты рассматривали своего пленника; это был представитель того вида человекообразных обезьян, лицевой угол которых только немногим острее лицевого угла[29] австралийцев или готтентотов.
Орангутанги отличаются от своих сородичей — свирепых бабуинов, легкомысленных макак, грязных сагуинов — своим почти человеческим разумом. Приручённые орангутанги служат за столом, прибирают комнаты, чистят одежду, ботинки, приучаются пользоваться ножом, вилкой, ложкой и даже пить вино так же, как… самый исполнительный слуга. Известно, что у знаменитого французского естествоиспытателя Бюффона была такая обезьяна, которая долго и преданно служила ему.
Орангутанг, пойманный колонистами, был громадным самцом шести футов ростом, пропорционально сложенным, с широченной грудью и небольшой головой; лицевой угол его достигал шестидесяти пяти