платье, посещала места, считавшиеся небезопасными, умела стрелять из пистолета. Многое в своем характере Джозиана унаследовала от матери, спокойной женщины, отличавшейся мягким сердцем, что не мешало ей время от времени показывать твердость и упрямо стоять на своем. Добродетелью матери не была обделена и дочь, хотя в редкие минуты гнева она могла потребовать сурового наказания виновного. Вместе с тем, рабы Стейза не раз становились свидетелями того, как именно присутствие Джозианы удерживало надсмотрщиков, а порой и самого губернатора, от жестокой расправы, но все, же они предпочитали избегать встреч с дочерью губернатора.

Над бухтой поплыли мерные удары колокола — на церковной звоннице отбивали полдень. Джозиана повернула было назад, но передумала. Соскочив на песок, она подошла к обломку, на котором недавно сидел Кинг. Джозиана хотела узнать природу тех звуков, что привлекали ее внимание. Ей не пришлось долго ломать голову над этим вопросом. Недалеко от валуна валялся небольшой точильный камень, видимо, застигнутый врасплох Кинг успел спрятать лишь то, что он точил, а камень просто отбросил в сторону.

Девушка подняла точило, недоуменно вертела его в руках, пытаясь понять, что можно точить втайне от всех. Из-за безделицы Сэлвор, конечно, не станет рисковать головой, но тогда, что это могло быть?

Нож!

Только нож мог точить человек, так уверенно и независимо разговаривавший с дочерью всесильного главы островов. Эта мысль была так проста и естественна, что Джозиана сначала отбросила ее как невероятную. Но что еще, кроме этого, он мог делать здесь, в этом пустынном и уединенном месте?

За хранение оружия — холодного или огнестрельного — полагалась смертная казнь, и здесь Джозиана была бессильна. Чтобы отправить Кинга на небеса, ей следует только показать отцу точильный камень, и даже не придется тратить слова, доказывая существование оружия и принадлежность его рабу.

Но Джозиана сейчас думала о другом. В глубокой задумчивости села она в седло и пустила Марга шагом.

На сложенных бревнах четверо резались в покер. С трудом удалось изготовить колоду из бумаги, стащенной из дома губернатора. Был жаркий полдень и четверо вели неторопливую беседу, изредка поглядывая в сторону рабов. все ожидали старшего надсмотрщика, отправившегося выяснять причины задержки сырья, и рабы устроили себе отдых, поскольку в течение длительного времени не ожидалось никаких дел, а надсмотрщики ленились подыскать им занятие.

Четверка уже знакомых по трюму товарищей удобно расположилась на отесанных бревнах, сложенных трапецией. С нахмуренным лицом Огл тасовал самодельную колоду, с легкой, полунасмешливой улыбкой на губах полулежал Кинг, невозмутимо набивал трубку невесть откуда взявшимся табаком

Джон, а Майкил делал вид, что очень интересуется выпавшими ему картами.

Прошлым днем Кинг едва не подрался с Оглом, когда пришел в кузницу. Короткий разговор происходил вне кузницы, а когда раздраженный Огл вернулся, вслед за ним вошел Кинг и бросил Блэрту обвинение в том, что он продался. В ответ Огл запустил в Сэлвора клещами, но тот увернулся и схватил полосу металла, а Огл вооружился черенком от лопаты и встал в стойку. Не зайди в это время

Джон — наверняка бы пролилась чья-то кровь.

Блэрт бросил карты на дерево.

— Я — пас!

— Это тебе не черенком махать, — съязвил Кинг и открыл свои карты.

Майкил даже плюнул от досады — везет чертовому рулевому!

— Скажи спасибо Джону, — сказал Блэрт, собирая карты, — иначе быть твоей голове остроугольной формы.

— Я не знаю, какая у меня голова, но вот то, что у тебя она деревянная, — это точно, — спокойно парировал Кинг, растягиваясь во всю длину крепкого, здорового тела.

— Хватит! — Огл смотрел на Кинга так, как мог смотреть только на своего врага. — Ты уже чуть было не засыпался с ножом, а мне это не безразлично. Если узнают, что точило тебе дал я, то мы вместе закачаемся на одной перкладине, но тебе этого мало — еще и «кошку» подавай!

— Что за «кошку»? — спросил Джон.

— Ты четырехлапый якорь не видел, что ли? — раздраженно спросил Огл.

— Видел, — назидательно сказал Джон, — а ты, видимо, повешенных не лицезрел, что орешь, как в опере.

Блэрт осторожно оглянулся, сознавая свою ошибку, и уже более тихо произнес:

— Ты спроси у него, Джон, куда пропал тот точильный камень, что я ему дал.

— Сказал же тебе, — недовольно произнес Кинг.

— Не знаю! — передразнил Огл недавнее объяснение

Сэлвора. — Хорош ответ, ничего не скажешь!

— Подожди, Блэрт, — сказал Скарроу, — пусть лучше «Меченый» сам расскажет, что произошло.

Кинг рассказал о своей встрече с Джозианой Стейз, добавив в конце, что когда он вернулся, то точило уже не нашел.

— Я ему и говорю, что камень могла взять только она, — сказал Блэрт.

— Если бы она взяла камешек, — произнес Джон, — то ты бы давно дергался на перекладине на пару с Сэлвором.

— Нет, Джон, — вмешался в разговор Майкил. — Дочь губернатора не такая, как все, она особенная, и я сомневаюсь, чтобы она стала доносить.

— Много ты знаешь! — сказал Свирту Блэрт.

— Сейчас все узнаем, — медленно произнес Кинг, глядя в сторону дороги. — Элин идет.

Ирландка часто по вечерам заходила к своим друзьям по несчастью. Их бараки находились в получасе ходьбы от дома губернатора и в свободное время она приносила свежие новости. Сегодня идти пришлось несравненно дальше

— Элин послали за опилками. Четверо товарищей видели, как она подошла к одному из надсмотрщиков, что-то сказала, показывая деревянную бадью, и направилась к ним.

Элин сильно изменилась за время, проведенное в рабстве. Бледность не сходила с ее лица: когда изредка она пыталась улыбнуться, то лишь кривила рот, на лице постоянно лежала печать отрешенности от всего земного. Ирландка уже свыклась с мыслью, что она останется здесь навсегда. Некогда золотистые волосы потемнели и спутались, одежда превратилась в лохмотья. Как и все рабы, она медленно превращалась в животное.

Подойдя к бревнам, Элин поставила бадью на землю и спросила у всей четверки:

— С каких пор у вас появился послеобеденный отдых?

— С тех самых, как закончилось дерево.

— Набери мне опилок, Кинг!

— Пусть Майкил наберет, он здесь работает.

— А я хочу, чтобы ты набрал, — настойчиво повторила

Элин, и, ирландец понял, что женщина хочет поговорить с ним наедине.

Он поднялся и спрыгнул на землю.

— Майкил, где здесь опилки?

— Там, где режут доски!

В том месте, где рабы резали бревна на доски, находилась куча опилок, которые насыпали в корзины и относили к яме, где сжигали. Специально для этого здесь стояла лопата, но Сэлвор стал неспешно насыпать опилки руками.

— Выкладывай.

Элин присела на чурбан.

— У кого из наших ребят могло быть точило?