Керен открыл было рот, но Чшанка, скучавший все время, пока они разглядывали пирамиду и обсуждали план атаки, воспрянул духом и заговорил первым:

– Для одного фитиля нужны четыре нитки. Их сначала держишь в растворе селитры. Пока нити им напитываются, в большой таз насыпаешь горючего песка. Перемешивая, заливаешь клеем, пока оно не станет вроде густой сметаны. После нити вытаскиваешь из раствора и валяешь в этой «сметане», а потом плетешь из них косицу. Вбиваешь в стенку гвозди, ну или лучше даже в потолок, натягиваешь на них и сушишь. Как высушишь, так и получится зарядная веревка, то бишь гибкий фитиль.

– Снова бред какой-то! – сказал Торонкан. – Сметана, косица… Да зачем оно нужно?

Чшанка лишь поморщился и махнул рукой. Керен, улыбнувшись, пояснил:

– Один конец фитиля вставляешь в сосиску, то есть в набитую горючим песком кишку, фитиль кладешь на землю… ну или на мостовую прямой линией, свободный конец поджигаешь. И мчишься подальше.

– Прячешься, – вставил Чшанка.

– Прячешься, да. Огонек по фитилю бежит… Так, не быстро – не медленно. – Керен, все еще сидящий на корточках, указательным и средним пальцами стал «шагать» по камню, изображая идущего человечка. – Пока он до сосиски дойдет, успеешь спрятаться. А как дойдет, так оно и того… рванет.

– Что рванет? – спросил северянин насмешливо.

– Всё! – рявкнул на него Чшанка. – И не кривляйся тут, дылда! Взорвется оно! Разнесет все, что рядом, к…

– На мелкие кусочки, – заключил Керен.

Как и после заявления карл о том, что джигу приводят в движение пускаемые ею ветра, да еще и огненные, воцарилась тишина. От шатров сзади доносились приглушенные голоса северян, иногда ветер шелестел в развалинах баррикады у ворот Универсала, вздымал мелкие снежные смерчи среди черных прогоревших бревен и обломков мебели.

– Ну хорошо, рванет оно все, что рядом, на мелкие кусочки. Но обязательно этот подкоп делать? – заговорил наконец Хуго Чаттан. – Почему бы, если так, сосиски ваши просто рядом с воротами не положить?

– Не-е, так ничего не получится… – протянул Керен. – Сила от взрыва в эфир уйдет.

Торонкан, которому, видимо, надоели малопонятные речи заносчивых недоростков, раздраженно перебил:

– Эфир! Сколько раз слышал, а так и не постигаю. Что оно такое: эфир? То говорят – воздух, то – эфир! Окаянство какое-то! В чем разница?

– Воздух – это то, что вокруг нас. Вот это вот… – Керен растопыренными пальцами помахал перед своим лицом. – Прозрачное вот это, понимаете, уважаемый? Тут батя с мастером Лейфой и великим чаром были согласны – это скорее всего что-то вроде подземного газа, который мы в емкости закачиваем.

– Так газ воняет, – возразил Хуго.

– Подземный – да, воняет. Наверное, потому, что загрязнен всякими веществами, перегноем всяким, навозом, гнилью – всем тем, из чего земля состоит. Если такого газа надышаться, то отравишься и помрешь. Один славный карла и помер, в самом начале, когда мы еще только учились газ добывать. А надземный газ, который воздух, – он чистый, прозрачный. Мы им дышим. Он, значит, наоборот, животворен.

– Ну хорошо, а эфир что такое?

– А эфир – это… – Керен, выпрямившись, широко развел руками. – Это все вокруг. Пустота между твердыми предметами. Пространство. Батя полагал, что он живой и передает наши голоса.

Торонкан аж сморщился.

– Чего?

– Вот вы, уважаемый, болтаете, губами и языком двигаете, производите, будем говорить, упорядоченные звуки – почему мы вас слышим? Как эти звуки в наши уши попадают из вашего рта? Батя полагал: их эфир передает, он как бы вслед за вами, одновременно с вами их повторяет.

– Что-то я не… – начал Чаттан, но Керен, воодушевившийся этой темой и разглагольствовавший теперь без смущения, звонким голосом перебил:

– Да-да, присутствует в этом на первый взгляд противоречие. Казалось бы, если «повторяешь» – значит, не сразу. Как эхо в пещере: сначала шум какой-то, а уж после его эхо подхватит и давай повторять. Вот так и здесь… Но все же не так. Эфир те слова, которые ты как бы в своем рту, ну или прямо перед своим лицом говоришь, подхватывает и повторяет в уши других, тех, с кем ты говоришь, – повторяет им сразу в то мгновение, когда и ты эти слова сказал. Такое вот мгновенное эхо выходит. А взрыв от горючего песка, он тоже эфиром передается. Эфиру в месте взрыва больно становится, и он там как бы содрогается, корчится. И разрушает твердые предметы, которые рядом. Корчи эфира можно направить в нужную сторону. Ну это как если бы я вас ножиком тюкнул в правый бок, то вы бы тогда отскочили влево. Для того чтобы эфир именно ворота сломал, а не просто содрогнулся по всей площади – для этого и нужно взрывные сосиски под ворота подложить. Вообще это… Трудная это материя для понимания.

– Да уж, хитро€, – согласился Торонкан. – Ладно, поверю вам. Хотя если меня кто ножиком в правый бок тюкнет, так я не просто влево отскочу, я в ответ правой рукой так наверну, что…

– Правильно! – подхватил Керен. – Потому и нужно убежать прежде, чем огонек по фитилю достигнет зарядной сосиски. Эфиру в этом месте больно станет, он на тебя обидится и может ударить в ответ. Надо спрятаться от него на время, пока он не успокоится. Эфир – он отходчивый, наверное, оттого, что большой, вроде как всеобъемлющий. И потому он добродушный, ленивый тихоня – быстро успокаивается и зла на тебя не держит.

– А все одно выбора нет, – сказал Торонкан. – Значит, будем эфир содрогать. Но у меня еще другой вопрос, попроще. Как это все сделать? К воротам же не подступиться. Нет, может, ночью к ним и подлезешь, но пока будешь камни выворачивать да копать – точно услышат внутри. И тогда чары из окошек заклинаниями тебя закидают, и кибздыц тебе… – он повернулся к Хуго и пояснил: – Это наше северное слово такое. Означает – полный…