— Да, — откликнулся Хант, сопровождая ответ решительным жестом.

— Ты знал Дирка Петерса…

— Да.

— Ты прожил несколько лет бок о бок с ним в Иллинойсе?

— Девять лет.

— Он часто рассказывал тебе обо всем этом?

— Да.

— И ты нисколько не сомневаешься, что он рассказывал тебе одну правду?

— Нет.

— Ему никогда не приходило в голову, что на острове Тсалал могло остаться несколько человек с «Джейн»?

— Нет.

— Он считал, что Уильям Гай и все его спутники погибли при обвале холмов у деревни Клок-Клок?

— Да. Судя по его рассказам, Пим был того же мнения…

— Где ты видел Дирка Петерса в последний раз?

— В Вандалии.

— Давно?

— Два года тому назад.

— Кто из вас первым покинул Вандалию — ты или он?

Мне показалось, что Хант испытывает колебания, не зная, как ответить.

— Мы покинули ее вместе, — отвечал он.

— И куда же направился ты?

— На Фолкленды.

— А он?

— Он…— повторил Хант, и его взгляд остановился на Мартине Холте, старшине-паруснике нашей шхуны, которого он, рискуя собственной жизнью, спас во время бури.

— Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю? — окликнул его капитан Лен Гай.

— Да.

— Так отвечай! Покинул ли Дирк Петерс Америку?

— Да.

— Куда же он направился? Говори!

— На Фолкленды!

— И где он сейчас?

— Перед вами!

Дирк Петерс!.. Хант и метис Дирк Петерс— одно лицо!.. Преданный спутник Артура Пима, тот, кого так долго и тщетно разыскивал в Соединенных Штатах Лен Гай, тот, чье присутствие могло побудить нас продолжить путешествие!..

Внимательный читатель, вероятно, за много страниц до окончательного разоблачения узнал в Ханте Дирка Петерса. Что ж, этому не приходится удивляться. Удивительно, если бы такая догадка не возникла.

Ведь этот вывод напрашивался сам собой; остается только гадать, как капитан Лен Гай и я, столько раз перечитывавшие книгу Эдгара По, где портрет Дирка Петерса набросан весьма выразительными штрихами, не заподозрили, что человек, завербовавшийся к нам на Фолклендах, и есть тот самый метис… Готов признать свою недогадливость, однако замечу, что она не была беспричинной.

Да, все в облике Ханта выдавало его индейское происхождение — и Дирк Петерс был выходцем из племени упшароков, обитающего на Дальнем Западе. Одно это могло бы навести нас на верный путь. Однако прошу обратить внимание на обстоятельства, при которых Хант представился на Фолклендах капитану Лену Гаю. Хант жил на Фолклендах, в несусветной дали от Иллинойса, среди матросов всех национальностей, дожидавшихся сезона путины, чтобы завербоваться на китобойные суда… Поступив на судно, Хант вел себя крайне сдержанно: мы впервые услыхали его голос. Ничто не заставляло заподозрить, что этот человек скрывает свое настоящее имя. Даже заговорив, он назвался Дирком Петерсом только под самый занавес, уступив настойчивости капитана.

Верно, Хант был человеком необыкновенным, какие редко встречаются, поэтому мы могли бы приглядеться к нему и раньше… Теперь стало понятно, чем объясняется его странное поведение с той поры, как шхуна пересекла Полярный круг. Стал понятен его взгляд, неизменно обращенный на юг, и его рука, инстинктивно тянувшаяся в том же направлении… Уже на острове Беннета он вел себя так, словно бывал здесь и раньше: ведь это он подобрал там доску с «Джейн»… Наконец, остров Тсалал… Здесь он уверенно встал впереди, и мы потянулись за ним, как за опытным проводником, по развороченной долине до самой деревни Клок-Клок, до оврага и до холма с лабиринтом, от которого не осталось теперь буквально ничего… Да, все это должно было открыть нам глаза и заронить — по крайней мере у меня! — подозрение, что Хант как-то связан с приключениями Артура Пима!