смелости пройти еще дальше туда… туда…

И я указал на юг, повторив безмолвный, но властный жест Дирка Петерса, значивший больше, чем любые слова. Однако слушатели все так же не сводили с нас глаз, не удостаивая мою речь ответом.

Я не сомневался, что шхуна могла бы, ничем не рискуя, остаться в этих водах еще на восемь-девять недель. Было только 26 декабря, а ведь наши предшественники предпринимали экспедиции и в январе, и в феврале, и даже в марте — и Беллинсгаузен, и Биско, и Кендал, и Уэдделл, — и все они успевали повернуть на север еще до того, как им преграждал путь мороз. Пусть их корабли не забирались в такие высокие широты, как «Халбрейн», — зато они не могли и мечтать о столь благоприятных условиях плавания, в которых находились мы…

Я перепробовал самые разные аргументы, добиваясь одобрения своих слов, однако никто не спешил брать на себя ответственность. Ответом мне, как и прежде, было гробовое молчание и опущенные долу глаза.

Впрочем, я остерегался произносить имя Артура Пима и выступать в защиту предложения Дирка Петерса, ибо это неминуемо вызвало бы недоуменное пожатие плечами, а то и угрозы в мой адрес… Я спрашивал себя, удалось ли мне заронить в души моих товарищей хотя бы частицу той веры, которая переполняла все мое существо, когда слово взял капитан Лен Гай.

— Дирк Петерс, — произнес он, — подтверждаешь ли ты, что вы с Артуром Пимом, покинув остров Тсалал, наблюдали новые земли к югу от него?

— Да… земли, — отвечал метис. — Остров или континент… Поймите… это там… я думаю… я уверен… там Пим… бедный Пим… ждет, чтобы мы пришли ему на помощь…

— Возможно, что и Уильям Гай, и все остальные ждут там того же! — вскричал я, стремясь перевести разговор в более безопасное русло. Кроме того, я чувствовал, что эти якобы существующие земли — хоть какая-то цель, тем более что она легко достижима. «Халбрейн» не придется бороздить океан наугад — нет, она устремится туда, где могут находиться люди, пережившие гибель «Джейн»!

Прежде чем заговорить, Лен Гай потратил некоторое время на размышление.

— Верно ли, Дирк Петерс, — снова услыхали мы его голос, — что за восемьдесят четвертой параллелью горизонт закрыт завесой паров, о которой говорится у Артура Пима? Видел ли ты сам… видели ли твои глаза эти воздушные водопады и эту бездну, в которой исчезла шлюпка с Артуром Пимом?

Обведя нас взглядом, метис покачал огромной головой.

— Не знаю, — проговорил он. — О чем вы меня спрашиваете, капитан?.. Завеса паров? Да, возможно… И нечто вроде суши на юге…

Вероятно, Дирк Петерс не читал книги Эдгара По; не исключено, что он не был обучен грамоте. Передав кому следовало дневник Артура Пима, он не поинтересовался, будет ли он опубликован. Забравшись сперва в Иллинойс, а потом на Фолкленды он не подозревал ни о шуме, вызванном этим повествованием, ни о совершенно немыслимой его развязке…

Впрочем, что мешает нам предположить, что Артур Пим, чья приверженность к сверхъестественному хорошо известна, просто вообразил, что видел все эти невероятные картины, существовавшие на самом деле только в его склонном к фантазиям мозгу?

Вот когда прозвучал голос Джэма Уэста. Не знаю, разделял ли лейтенант мое мнение, подействовали ли на него мои аргументы, склонялся ли он к тому, чтобы продолжить путешествие, но он произнес такие слова:

— Капитан! Ваша команда?

Капитан посмотрел на экипаж. Вокруг него столпились все — и «старички», и новенькие, один лишь гарпунщик Хирн держался несколько в стороне.

Лен Гай устремил вопросительный взгляд на боцмана и его друзей, в беззаветной преданности которых он был твердо уверен. Не могу сказать, узрел ли он на их лицах согласие на продолжение плавания, однако до моего слуха донесся его шепот:

— О, если бы все зависело только от меня! Если бы все до одного поддержали меня!

Он был прав: поиски нельзя было продолжать, не заручившись поддержкой всей команды.

И тут раздался хриплый голос Хирна:

— Капитан! Вот уже два месяца, как мы покинули Фолкленды… Все мы нанялись для плавания, конечным пунктом которого был остров Тсалал!

— Это не так! — воскликнул Лен Гай, приведенный заявлением Хирна в крайнее возбуждение. — Нет, это не так! Я нанял вас для участия в плавании, конечную точку которого имею право определить сам!

— Простите, капитан, — не отступал Хирн, — но мы и так находимся там, куда до нас не добирался ни один мореплаватель, куда не заплывал ни один корабль, не считая «Джейн». Поэтому мои товарищи и я считаем, что лучше будет воротиться на Фолкленды, пока не начался сезон ненастья. Оттуда вы вольны вернуться на остров Тсалал и даже подняться к полюсу, если вам этого захочется!

По рядам слушателей пробежал одобрительный шепоток. Не приходилось сомневаться, что гарпунщик выразил мнение большинства, ибо новые члены команды составляли на шхуне большинство. Действовать им наперекор, требовать послушания от людей, не расположенных подчиняться, и в таких условиях плыть в глубину Антарктики было бы безрассудством, хуже того, просто безумием, чреватым неминуемой катастрофой.

Хирну решил возразить Джэм Уэст, в голосе которого прозвучала угроза:

— Кто позволил тебе говорить?

— Капитан задал нам вопрос, — отвечал Хирн. — У меня было полное право на ответ.

В его голосе было столько дерзости, что лейтенант, которому никогда не изменяло хладнокровие, едва не вышел из себя. Лену Гаю пришлось остановить его примирительным жестом и сказать:

— Спокойно, Джэм! Ничего не поделаешь, раз среди нас нет согласия…— Повернувшись к боцману, он спросил: — Как по-твоему, Харлигерли?