за троих.

— Вот это приобретение! — поделился он со мною.

— И то правда, — согласился я, — хоть и сделанное в последнюю минуту…

— Верно, мистер Джорлинг! А каков он на ваш взгляд?

— Я частенько встречал американцев такого телосложения на Дальнем Западе, так что не удивлюсь, если окажется, что в его жилах течет индейская кровь.

— У нас в Ланкашире и в графстве Кент встречаются молодцы под стать ему.

— Охотно вам верю, боцман. Да хотя бы вы сами, к примеру…

— Уж какой есть, такой есть…

— Приходилось ли вам беседовать с Хаитом? — осведомился я.

— Очень немного, мистер Джорлинг. Да и что выудишь у такого просоленного моряка, который держится в стороне и никому не говорит ни словечка? Разве у него нет рта? Наоборот, я не видывал такой огромной пасти: ровнехонько от одного борта до другого! Если даже с таким ртом ему недосуг разжать зубы… А ручищи!.. Видели вы его ладони? Я бы вам не позавидовал, мистер Джорлинг, если бы он вздумал пожать вам руку! Уверен, что после такого пожатия у вас останется всего пять пальцев вместо десяти.

— К счастью, боцман, Хант вовсе не ищет ссоры. Судя по всему, он смирный малый и не стремится хвастаться своей силищей.

— Да… За исключением случаев, когда он виснет на фале. Бог мой, мистер Джорлинг! Мне всегда кажется, что он вот-вот сорвет блок и рею в придачу…

Хант и вправду, если к нему присмотреться, был странным созданием, заслуживающим внимательного изучения. Я с большим любопытством наблюдал за ним, когда он прислонялся к подпоркам брашпиля или крутил на корме колесо штурвала. Мне казалось, что и он глядит на меня с интересом. Он знал, должно быть, что я нахожусь на борту в роли пассажира, а также об условиях, на которых я пустился в это рискованное путешествие. Однако нельзя было допустить и мысли, чтобы он ставил перед собой иную цель, кроме как достичь острова Тсалал и спасти потерпевших бедствие. Ведь капитан Лен Гай не уставал повторять:

— Наша задача— спасти соотечественников! Остров Тсалал — единственная наша цель. Корабль не пойдет дальше к югу!

Десятого ноября в два часа дня раздался крик марсового: — Земля впереди по правому борту!

Мы находились на 55°7' южной широты и 41°13' западной долготы. Перед нами лежал остров Св. Петра, именуемый британцами Южной Георгией, Новой Георгией и островом Короля Георга. Еще в 1675 году, до Кука, его открыл француз Барб. Однако, невзирая на то что первенство принадлежало отнюдь не ему, знаменитый английский мореплаватель нарек остров этими именами, которые он носит и поныне.

Шхуна устремилась к острову, заснеженные вершины которого, — гигантские нагромождения гнейсов[77] и глинистых сланцев, взметнувшиеся на 1200 саженей, — тонули в желтоватом тумане. Капитан Лен Гай намеревался простоять сутки в Королевской гавани, чтобы сменить запасы воды, легко нагревающейся в глубине трюма. Позднее, когда «Халбрейн» поплывет среди льдов, в пресной воде не будет недостатка.

Обогнув мыс Буллер, которым увенчан северный берег острова, и оставив по правому борту бухты Поссесьон и Камберленд, наш корабль вошел в Королевскую гавань, где ему пришлось уворачиваться от осколков, сползших с ледника Росса. В шесть часов вечера мы встали на якорь, однако ввиду наступления темноты высадка была отложена до утра.

В длину Южная Георгия составляет сорок миль, а в ширину — двадцать. Располагаясь в пятистах лье от Магелланова пролива, этот остров принадлежит к группе Фолклендских островов[78]. Британская администрация не представлена здесь ни единым человеком, поскольку на острове нет жителей, хотя его нельзя назвать необитаемым: летом здесь все же появляются люди.

На следующий день матросы отправились за пресной водой, а я — на прогулку по окрестностям гавани. Я не встретил ни души, ибо до сезона охоты на тюленей оставался еще целый месяц. Южную Георгию, омываемую антарктическим течением[79], охотно посещают морские млекопитающие. Сейчас их многочисленные стада отдыхали на берегу, вдоль скал и в глубине прибрежных пещер. Пингвины, застывшие на скалах длинными цепочками, встретили появление чужака — то есть меня — гневными криками.

Над водой и над омываемым прибоем песком носились тучи жаворонков, напомнивших мне, что на свете бывают уголки с более ласковым климатом. Правда, эти птицы строят здесь свои гнезда не на ветках деревьев, поскольку на всей Южной Георгии нет ни единого деревца. Здешняя растительность исчерпывается немногими явнобрачными растениями, бесцветными мхами и в изобилии растущей здесь травой «туесок», поднимающейся вверх по склонам гор до высоты пятисот саженей, которой смогли бы кормиться тучные стада.

Двенадцатого ноября «Халбрейн» подняла паруса. Обогнув мыс Шарлотт, мы вышли из Королевской гавани и легли курсом зюйд-зюйд-ост, в направлении Южных Сандвичевых островов, от которых нас отделяло четыреста миль.

До сих пор нам ни разу не встречались плавучие льды. Объяснялось это тем, что летнее солнце еще не пригрело настолько, чтобы они начали отделяться от припая или сползать в море с берегов южного континента. Позже течения вынесут их в пятидесятые широты, то есть туда, где в северном полушарии располагаются Париж и Квебек.

Небо, остававшееся до сих пор безоблачным, с востока стало затягиваться облаками. Ледяной ветер, обрушивший на нас дождь с градом, крепчал с каждой минутой. Однако он оставался попутным, так что жаловаться не было резона. Пришлось поплотнее запахнуться в плащи и поднять капюшоны.

Помехой были разве что туманы. Однако плавание в этих широтах не представляло опасности, ибо наш путь был свободен от дрейфующих льдов, и «Халбрейн» продолжала плыть на юго-восток, к Южным Сандвичевым островам.

Из тумана время от времени выныривали стаи птиц — качурок, гагар, крачек и альбатросов, — оглашавших море пронзительными криками, словно указывая нам направление.