доставшийся от тещи, налил в кувшинчик молоко, положил в сахарницу кусочки рафинада. Получилось, по его мнению, вполне элегантно — не хуже, чем у Марики.
— Какой предпочитаете сорт чая? — спросил он.
— «Эрл Грей»?
Нажав на кнопку электрического чайника, он снял крышку с заварочного и бросил туда чайный пакетик.
— Не по правилам, но лень возиться.
— А как по правилам?
— Ну, прогреть чайник, взять нормальную заварку… Но, по мне, вкус один, а чаю я пью очень много, так что на ритуалы времени жалко.
— У нашей мамы тоже всегда чай в пакетиках, — заверила его Джулия.
— Значит, так тому и быть, — веско сказал Мартин.
Вода вскипела (вообще говоря, чайник закипал три-четыре раза — нужно было убедиться, что он работает), и Мартин заварил чай. Вскоре они уже прихлебывали его из чашек и ели сэндвичи. На Мартина снизошла благодать. Он и не догадывался, как много теряет от того, что питается в одиночку. Джулия заметила, что он сияет. «Может, он и псих, но не злобный».
— А скажите, мм, давно вы здесь живете? — поинтересовалась Джулия.
— Лет двадцать с небольшим. Когда поженились, сначала жили в Амстердаме, потом перебрались в Сент-Джонс-Вуд. А эту квартиру купили перед рождением Тео.
— И вы всегда… сидели в четырех стенах?
Мартин покачал головой.
— Нет, это у меня ухудшение. Прежде я ходил на работу в Британский музей — делал переводы с древних и классических языков. А теперь базируюсь дома.
Джулия улыбнулась:
— Значит, теперь вам доставляют Розеттский камень[44] и прочие древности прямо на дом?
Не далее как на прошлой неделе близнецы побывали в Британском музее. Джулия вспомнила, как Валентина едва не разрыдалась над древним человеком из Линдоу.[45]
— Нет-нет, сами артефакты почти никогда не требуются. Мне приносят зарисовки и фотографии — этого вполне достаточно. А теперь, когда все стало доступно в цифровом формате, дело еще больше упростилось. Думаю, настанет время, когда можно будет провести соответствующим предметом у сканера — и компьютер сразу исполнит перевод на мотив григорианских песнопений. Но до той поры переводом будут заниматься такие, как я. — Помолчав, Мартин застенчиво спросил: — Вы кроссворды решать любите?
— У нас не очень хорошо получается. Мама иногда решает из «Нью-Йорк таймс». Она и нас пыталась приучить, но мы только с понедельничными справляемся.
— Ваша тетушка Элспет была до них большой охотницей. Я ей к каждому дню рождения составлял особую криптограмму.
Джулия собиралась расспросить про Элспет, но поняла, что Мартин на самом-то деле хочет, чтобы она расспросила его о кроссвордах, и вежливо поинтересовалась:
— Вы составляете кроссворды?
— Совершенно верно. Для «Гардиан», — сказал Мартин, будто рассекречивая личность супергероя.
По мере сил Джулия изобразила надлежащее восхищение:
— Bay! Нам и в голову не приходило, что кто-то специально занимается их составлением. Ну, печатаются в газете и печатаются, так ведь обычно думают?
— Это недооцененный вид искусства. — («Спроси ее — пусть расскажет о себе, ты же ей слова не даешь сказать».) — А вы чем занимаетесь?
— Трудно сказать. Мы еще в поиске.
Сделав небольшой глоток чаю, Мартин недоуменно посмотрел на Джулию:
— Вы говорите о своей персоне в первом лице множественного числа?
Джулия нахмурилась:
— Вовсе нет, я имею в виду нас с Валентиной. Мы еще не нашли такую профессию, которая нам обеим была бы по душе.
— Разве вам с нею обязательно посвящать себя одной и той же профессии?
— Да! — Джулия осеклась, вспомнив, что разговаривает не с Мышкой, а с чужим человеком. — То есть, мы хотим найти такое дело, которым можно заниматься вместе. Не исключено, что у нас будут немного разные, но смежные профессии.
— И какие же устремления у каждой из вас?
— Ну, Валентина любит одежду. Любит перешивать вещи, понимаете? Например, она могла бы взять ваш костюм, сделать на спине разрез, посадить на корсет, добавить тюрнюр и всякое такое. Она вроде как раба Александра Маккуина.[46]
Покосившись на нетронутый прибор, Джулия попыталась представить, чем сейчас занимается ее сестра; Мартин вообразил себя в тюрнюре и усмехнулся.
— А вы?
— Ну… Не знаю. Я люблю новое узнавать. Так, наверное.
С этими словами Джулия принялась разглядывать тарелку. По краю синела кайма из вьюнков. «Почему у меня такое ощущение, будто я на краю норы?»
— Еще чаю? — предложил Мартин.
Джулия кивнула. Он наполнил ее чашку.
— Вы еще очень молоды, верно? Мой сын тоже не решил, чем хочет заниматься. Учится на математическом, но без души. Думаю, в конце концов остановится на финансах, а в свободное время будет путешествовать во всякие экзотические уголки. Все его увлечения так или иначе сопряжены с опасностью.
— Например?
— Например, мотоцикл; вдобавок он, по-моему, занимается скалолазанием, но этого пока никто не подтвердил и не опроверг. Может, и к лучшему, что я не знаю.
— Беспокоитесь о нем?
Мартин рассмеялся. Ему давно не было так легко.
— Деточка, я беспокоюсь обо всем. Да, в особенности о Тео. Таков родительский удел. О Тео я тревожусь с момента зачатия. Наверное, ему от этого ни жарко ни холодно, но так уж я устроен.
Джулия вспомнила, как Мартин драил пол. «Ты как пес — вылизываешь одно и то же место».
— Значит, вы подсели на чистоту?
Откинувшись на спинку стула, Мартин сложил руки на груди.
— Вы очень проницательны. Да, это так.
Он в упор посмотрел на Джулию, она — на него. Между ними пробежала искра узнавания. «Он чокнутый, — подумала Джулия, — но я его понимаю. Может, он и не окончательный псих. Так, живет себе в прострации, как во сне».
— Итак, вы любите узнавать новое, — напомнил Мартин. — В какой области?
Джулия попыталась выразить это словами:
— В любой. Мне интересно, как устроены вещи, которые скрыты от глаз, — вот, например, в Британском музее мне очень понравилось, но еще лучше было бы пройтись по кабинетам, по хранилищам, заглянуть во все шкафы и… сделать открытие. И о людях мне хочется все знать. Вы, наверное, сочтете это нахальством, но мне интересно, почему у вас всюду горы коробок, что в них спрятано, почему окна заклеены газетами и с каких пор, что вы чувствуете, когда занимаетесь мытьем, и почему не хотите себе помочь?
Не сводя глаз с Мартина, Джулия про себя думала: «Сейчас он меня выставит». Они долго — так ей показалось — сидели в неловком молчании. Наконец Мартин улыбнулся:
— Вы — типичная американка, верно?
— Это эвфемизм? Надо понимать «типичная грубиянка»? Да, я такая. Уж извините.