Я напряжен и напоминаю себе: то, что я собрался сделать, правильно и хорошо. Я не предатель. Я не предатель. Я спасаю Клэр от ужаса и боли. Она никогда не узнает. Это не больно. Ну, может, немного больно. Когда-нибудь я скажу ей, и она поймет, что у меня не было выхода. Мы пытались. Выбора нет. Я не предатель. Даже если это и больно, оно того стоит. Я делаю это, потому что люблю ее. Я думаю о Клэр, как она сидит на кровати, вся в крови, плачет, и меня начинает тошнить.

– Мистер Детамбль.

Я встаю, и теперь мне действительно плохо. Колени подгибаются. Голова поплыла, я сгибаюсь пополам, и меня тошнит, стою на четвереньках, земля холодная и покрыта стебельками сухой травы. В желудке ничего нет, и я выплевываю слизь. Холодно. Смотрю наверх. Я на поляне, в долине. Деревья голые, небо плоское от облаков, ранние сумерки. Я один.

Встаю и нахожу коробку с одеждой. Вскоре на мне футболка «Gang of Four», свитер, джинсы, толстые носки и черные военные ботинки, черное шерстяное пальто и большие нежно-голубые варежки. Кто-то прогрыз коробку и устроил в ней гнездо. Одежда указывает на середину восьмидесятых. Клэр пятнадцать или шестнадцать лет. Я думаю, будет ли лучше подождать ее здесь или уйти. Не знаю, смогу ли я вынести молодую восторженную Клэр прямо сейчас. Я поворачиваюсь и иду к фруктовому саду.

Похоже, сейчас конец ноября. Долина коричневая, ветер шумит в голых ветках. Вороны борются за зимние яблоки на краю сада. Только я подхожу к ним, как слышу, что кто-то тяжело дышит, бежит за мной. Поворачиваюсь, это Клэр.

– Генри… – Голос такой, как будто у нее простуда.

Я жду, пока она переведет дыхание. Не могу говорить с ней. Она стоит, тяжело дыша, дыхание вырывается белыми облачками, волосы ярко-рыжие на фоне серого с коричневым, кожа розовая и бледная.

Я поворачиваюсь и иду в сад.

– Генри…– Клэр идет за мной и хватает за руку. – Что? Что я сделала? Почему ты со мной не разговариваешь?

О боже.

– Я пытался сделать что-то для тебя, что-то важное, и не получилось. Я занервничал и в результате оказался тут.

– Что сделать?

– Не могу сказать. Даже тогда, в моем настоящем, я не собирался говорить. Тебе это не понравится.

– А почему ты хотел это сделать? – Клэр дрожит от ветра.

– Это был единственный выход. Я не мог заставить тебя выслушать. Я думал, что мы сможем покончить со ссорами, если я это сделаю.

Я вздыхаю. Я попытаюсь снова и снова, если понадобится.

– Почему мы ссоримся?

Клэр смотрит на меня, напряженная и внимательная. У нее насморк.

– Ты простыла?

– Да. Почему мы ссоримся?

– Это началось тогда, когда жена твоего посланника ударила любовника моего премьер-министра, и в посольстве задержали soireé[89]. Это повлияло на цену на овес, что привело к увеличению роста безработицы и забастовкам…

– Генри.

– Да.

– Хоть раз, хоть раз перестань смеяться надо мной и скажи мне то, о чем я спрашиваю.

– Не могу.

Внезапно Клэр бьет меня по лицу, сильно. Я отступаю назад, удивленный, довольный.

– Ударь меня снова.

Она стоит смущенная и качает головой.

– Пожалуйста, Клэр.

– Нет. Зачем ты хочешь, чтобы я тебя ударила? Я хотела обидеть тебя.

– Я хочу, чтобы ты меня обидела. Пожалуйста. – Я наклоняю голову.

– Да что с тобой такое?

– Все ужасно, а я, кажется, этого не понимаю.

– Что ужасно? Что происходит?

– Не спрашивай.

Клэр подходит ко мне, очень близко, и берет меня за руку. Стягивает нелепую голубую варежку, подносит мою ладонь ко рту и кусает. Боль невероятная. Она отпускает руку, и я смотрю на укус, на то, как маленькими капельками проступает кровь. Наверное, я получу заражение крови, но в этот момент мне наплевать.

– Скажи мне.