– Почему вы не отвечали, когда полицейский велел вам выйти на берег?

– У меня были беруши, капитан.

– Беруши?

– Чтобы вода в уши не заливалась. – Генри делает вид, что пытается найти их в карманах. – Не знаю, где они. Я всегда плаваю в берушах.

– А почему вы плавали в три часа ночи?

– Не мог заснуть.

И так далее. Генри врет без запинки, выстраивая факты, чтобы подтвердить свои слова. В конце концов, нехотя, полицейские выписывают ему штраф за купание на официально закрытом пляже. Пятьсот долларов. Когда полицейские отпускают нас, мы идем к машине, и по пути на нас набрасываются репортеры, фотографы, телекамеры. Без комментариев. Просто решил поплавать. Пожалуйста, не надо фотографировать. Щелк. Наконец мы добираемся до машины, которая по-прежнему стоит открытая на Шеридан-роуд. Я завожу двигатель и опускаю стекло. Полицейские, репортеры и пожилая пара стоят на траве, глядя друг на друга.

– Клэр.

– Генри.

– Прости.

– И ты меня.

Он смотрит на меня, дотрагивается до моей руки, лежащей на руле. Мы молча едем домой.

КЛЭР: Кендрик проводит нас через лабиринт застланных коврами коридоров с звуконепроницаемыми стенами в комнату переговоров. Здесь нет окон, только голубой ковер и длинный полированный черный стол, окруженный широкими металлическими стульями. На стене доска и несколько маркеров, часы над дверью, кофейник, чашки, сливки и сахар. Мы с Кендриком садимся за стол, Генри ходит по комнате. Кендрик снимает очки и массирует пальцами крылья носа. Дверь открывается, появляется молодой испанец в хирургическом халате. Он толкает перед собой тележку, накрытую салфеткой.

– Куда поставить? – спрашивает молодой человек, и Кендрик отвечает: – Просто оставьте ее там, где стоите.

Молодой человек пожимает плечами и уходит. Кендрик подходит к двери, нажимает на кнопку, и свет в комнате тускнет. Я едва вижу Генри, стоящего у тележки. Кендрик подходит к нему и молча снимает салфетку.

От клетки пахнет кедром. Я встаю и смотрю в нее. Ничего не вижу, кроме картонки от рулона туалетной бумаги, мисочек с едой, с водой, колеса для бега, мягких кедровых ошметков. Кендрик открывает клетку, просовывает руку и достает что-то маленькое и белое. Мы с Генри подходим поближе, глядя на крошечную мышь, которая сидит на ладони Кендрика и моргает. Кендрик берет крошечную ручку-фонарик из кармана, включает его и резко направляет на мышь. Мышь цепенеет и исчезает.

– Ух ты,– говорю я.

Кендрик кладет салфетку обратно и включает свет.

– Статья появится в следующем выпуске «Нейчур», – улыбаясь, говорит он. – Это главная статья.

– Поздравляю, – говорит Генри и смотрит на часы. – На сколько они обычно исчезают? И куда деваются?

Кендрик указывает на кофейник, и мы оба киваем.

– Обычно их нет около десяти минут, – говорит он, наливая тем временем три чашки кофе и передавая нам. – Они появляются в лаборатории в подвале, где родились. Кажется, они там не могут задержаться дольше нескольких минут.

– Чем старше станут, тем на большее время будут исчезать,– кивает Генри.

– Да, пока что вы правы.

– Как вы это сделали? – спрашиваю я Кендрика. До сих пор не могу поверить, что он это действительно сделал.

Кендрик дует на кофе и делает глоток. Кривится: кофе слишком горький. Я добавляю в свою чашку сахар.

– Ну, – говорит он, – во многом помогло то, что у Селера был полный геном мыши. Это показало, где искать четыре нужных нам гена. Но мы бы и без этого справились. Мы начали клонировать ваши гены и потом использовали энзим, чтобы убрать поврежденные клетки ДНК. Затем взяли эти клетки и внедрили их в эмбрион мыши на стадии развития четвертой клетки. Это было просто.

– Ну конечно, – поднимает брови Генри. – Мы с Клэр постоянно делаем это на кухне. А что было сложно?

Он садится на стол и ставит кофе рядом с собой. Я слышу, как пищит в клетке колесо для бега. Кендрик бросает на меня взгляд:

– Сложность заключалась в матке, в матери-мыши, в том, чтобы она выносила детей. Они постоянно умирали, от кровотечения.

– Матери умирали? – волнуется Генри. Кендрик кивает.

– Матери умирали, и дети тоже. Мы не могли выяснить почему, поэтому начали наблюдать за ними постоянно. И увидели, в чем дело. Эмбрионы перемещались из матки матери, потом появлялись там снова, начиналось кровотечение, и в результате матери гибли. Или просто выкидывали эмбрионы на десятый день. Это было ужасно.