все было необычайно эротично. Мне хотелось лежать голой на шкуре и отдаваться среди звериных запахов, чувствуя, как меня ласкает этот мех.
Я стояла посреди красной комнаты, и Марсель меня раздевал. Он крепко сжимал в руках мою талию, его руки жадно исследовали все мое тело. Он пробовал, достаточно ли упруги мои бедра.
— Первый раз настоящая женщина, — вздохнул он. — Так много их здесь перебывало, но первый раз здесь настоящая женщина, перед которой хочется на колени встать.
Все животное, что таилось в нем, казалось, смешалось с запахом шкуры и ощущением ее прикосновений, когда я легла на кровать. Ревность уничтожила робость Марселя. Он в самом деле превратился в зверя, жадного до всякого нового ощущения, каждой новой возможности познать меня. Он жадно целовал меня, кусал мои губы. Лежал на звериной шкуре, облизывая мои губы, ощупывая мои ноги, ягодицы, лобок. Потом в полумраке пополз по мне и сунул свой член ко мне в рот. Я прихватила его плоть зубами, пока он двигался во мне взад и вперед, но ему это только понравилось. Он смотрел на меня, любовался и ласкал меня. Пальцы неустанно бродили по мне, ему хотелось побывать всюду, не пропустить ни одного уголка.
Я закинула ноги ему на плечи так высоко, что он мог видеть, как входит в меня и выходит его пенис. Он хотел видеть все. Он хотел видеть, как блестит от моей влаги член, мелькая в моем лоне. Я подставила себе под зад обе сжатые в кулак руки, чтобы податься еще больше ему навстречу, чтобы глубже принимать его удары. А он перевернул меня и вошел теперь в меня сзади, сжимая руками мои груди, лаская их и с силой проталкиваясь в мою утробу. Он был неутомим. И он не хотел кончать. Я готова была ждать его, но он явно не спешил, оттягивал последний момент. Он хотел остаться во мне навсегда и бесконечно длить свое наслаждение. Но мои силы были на исходе и я взмолилась: «Кончай же, Марсель, кончай!» И наконец он ускорил свои движения, все быстрее и все яростнее, пока я не закричала от счастья, и он рухнул головой мне на плечи, и мы содрогнулись почти одновременно.
Мы лежали в полумраке на жарких мехах, окруженные странными предметами: колокольчиками из- под дуги, меховыми сапогами, расписными ложками из России, кристаллами, раковинами. Там были и непристойные китайские гравюры на стенах. Но не только эти гравюры, все, даже кусок лавы из вулкана Кракатау, даже бутылка с песком из Мертвого моря — все звучало, словно сладострастные нашептывания.
— Ты очень чувствуешь мой ритм, — сказал Марсель. — Обычно женщины слишком торопливы для меня. Меня это просто в панику вгоняет. Они очень быстро получают свое и потом я боюсь продолжать. Они не дают мне времени почувствовать их как следует, узнать их, вытащить из них все, что в них есть. Я просто с ума схожу после их ухода, вспоминая их наготу, и никогда не получаю полного удовлетворения. А ты не спешишь. Ты — настоящая, я тебя люблю.
Все это он сказал, когда мы, уже одетые, разговаривали, стоя возле камина. Марсель скользнул рукой мне под платье и снова принялся ласкать меня. У нас обоих потемнело в глазах от желания. Я стояла, сомкнув веки, вся отдавшись ощущению его рук, ласкающих мое тело. Вот он своей тяжелой крестьянской лапой сжал мои ягодицы, и я подумала, что мы сейчас рухнем на кровать и он снова войдет в меня.
Но вместо этого он сказал: «Подними платье».
Я прислонилась к стене, подавшись всем телом ему навстречу. Его руки раздвинули мне ноги, обхватили мой зад, и он пустил в ход язык, высасывая и вылизывая меня, пока я не стала опять вся мокрая. Тогда он вытащил пенис и вошел в меня, словно припечатал к стене. Он вталкивал, врубал, ввинчивал в меня свой крепкий, как бурав, член, пока я не растворилась целиком в его страсти.
И все-таки я получала больше удовольствия, занимаясь любовью с Густаво. В нем не было комплексов, страхов, нервозности Марселя. Он, казалось, засыпал, когда мы своими ласками загипнотизировывали друг друга. Я гладила его по затылку, запуская пальцы в густые черные волосы. Ласкала его живот, ноги, бедра. Когда проводила рукой по его спине, начиная от шеи и заканчивая ягодицами, он вздрагивал от удовольствия. Он любил ласки, как любит их женщина. Его член возбуждался, но я не прикасалась к нему, пока он окончательно не вставал. Густаво испускал вздохи, я брала его член в руки, сжимала
В другой раз он первым приступал к подобным ласкам. Сок из меня начинал вытекать почти сразу же — пальцы Густаво были так жарки и умелы. Случалось, я испытывала оргазм, едва он трогал меня своими пальцами. Ощутив мой трепет, он возбуждался. Не дожидаясь, когда содрогания отпустят меня, он быстро пускал в ход пенис и проникал в меня во время моих последних конвульсий. Его член, казалось, был сделан по моей мерке: он заполнял меня полностью и легко скользил внутри. Я смыкала вокруг него свои нижние губы, и они так же, как верхние, сосали его. Случалось, что пенис его делался еще толще, чем обычно, и был словно заряжен электричеством, и тогда наслаждение было безмерным и оргазм бесконечным.
Густаво пользовался успехом у женщин, ему не раз запросто предлагали себя, но в одном отношении он сам был как женщина: ему требовалась любовь. Хотя какая-нибудь красавица и могла пробудить его интерес, но если он не чувствовал хоть малой влюбленности, мог и импотентом оказаться.
Удивительно, как характер человека отражается в его сексуальном поведении! Если он нервный, робкий, беспокойный, напуганный, то и совокупление будет таким же. Если же он спокоен, то и сексуальным актом он насладится так же спокойно и уверенно. Например, у Ганса член неутомимый, никогда не падает, если уж встал, но Ганс не торопится, так уверен в нем. Он уютно располагается в пределах, так сказать, своего удовольствия так же, как уютно устраивается в пределах отпущенного времени, и наслаждается без суеты, полноценно, до последней капли. А вот Марсель был более суетлив, беспокоен. Даже когда член его был тверд, как камень, я чувствовала, как он старается показать всю свою мощь, что он спешит из страха, что силенок может и не хватить.
Прошлой ночью, прочитав одну из вещей Ганса, эпизоды его сексуальной жизни, я закинула руки за голову и почувствовала, как с моего пояса тихонько сползают шелковые штанишки. Почувствовала, как оживают мой живот и мое лоно. В ночном мраке Ганс и я погрузились в долгую оргию. Все женщины, которыми он владел, становились моими, все, к чему прикасались его пальцы, трогала и я, все женские лона, аромат которых он вдыхал, все слова, которые он произносил о сексе, все это я вобрала в себя, все оргии из прочитанных мною страниц, все восторги, все оргазмы, все стоны и крики…
Мы с Марселем лежали в полумраке его комнаты, и я слушала его о своих фантазиях и как трудно ему претворить их в жизнь. Ему, например, всегда хотелось, чтобы на женщине было надето много юбок, а он бы лежал под ними и любовался ею снизу. Он вспоминал, что так забавлялся со своей первой нянькой: будто бы играя, заглядывал ей под юбку. Это первое взволновавшее его сексуальное переживание так и осталось с ним на всю жизнь.
И тогда я сказала ему: «Но я могу это сделать для тебя. Вообще давай-ка исполним сегодня все, что мы когда-то хотели сделать или заставить другого. У нас впереди целая ночь. У тебя здесь столько вещей, которые можно использовать. И у тебя такой богатый гардероб. Я могу надеть все что угодно для тебя».
— Да? — обрадовался Марсель. — А я для тебя тоже сделаю все, что ты захочешь, все, что ни попросишь, сделаю.
— Давай начнем с одежды. У тебя там есть крестьянские юбки, и я хочу в них нарядиться. Мы начнем с твоих фантазий. И не остановимся, пока все их не осуществим. Ну, давай мне юбки.
Он отправился во вторую комнату, где хранил множество платьев и юбок, привезенных из Испании и Греции, и я надела одну из них. Когда вернулась в его комнату, Марсель лежал на полу. Он расцвел от счастья, увидев меня. Я присела на край кровати.
— Нет, ты встань, — сказал Марсель.
Я встала. Он лежал на полу и заглядывал мне под юбку. Вытянул руки, слегка раздвинул мои ноги. Марсель смотрел прямо туда, где ноги соединялись, и этот взгляд так меня возбудил, что я стала легко пританцовывать так, как я видела, танцуют арабские женщины. Я поигрывала бедрами прямо над лицом Марселя и он видел, как раскачивается над ним мой лобок, прорезанный манящей щелью. Я крутилась, поворачивалась, припрыгивала, а он смотрел, и дыхание его становилось все тяжелее и тяжелее. Потом он уже не мог сдерживаться и усадил меня прямо себе на лицо и принялся покусывать, целовать и лизать
