поводу, как она ворвалась и с запалом воскликнула:

— Боже мой! Неужели вы не понимаете, что я, именно я вам необходима! Несчастные! Как вы проникнете в эти Ложенки? Вас схватит за шиворот первый сельский милиционер. Я достану вам справку отдела охраны памятников старины, вы, то есть мы, поедем туда под видом учёных-археологов для археологических раскопок.

— А ведь Лидочка права! — сказал Жорж Щегловитов. — Но ради бога, ни слова Ниночке, она такая болтушка. И так далека от всего этого…

Весь день все, кроме Ниночки, с таинственным видом уединялись по углам. Впрочем, Таланова приставили к Ниночке, чтобы отвлечь её внимание, и он неутомимо болтал с ней о том, что именно носят в Париже, как выглядит ночной Монмартр, какие витрины на рю де ла Пэ.

Между тем в студии Лидочки зрел заговор.

— Мой план такой, — говорил Ртищев, — неужели же мы все это богатство передадим какому-то РОВС, где спят и видят, как бы прикарманить эти миллионы? И кто повезёт? Этот ротмистр, которому я бы серебряной ложки не доверил, а не то что миллион!

— Подождите, — сказала Лидочка. — Вы понимаете, что этот ротмистр ни черта не понимает в вашей ситуации? Мы скажем ему, что бумаги отдела охраны памятников старины можно получить только в Бологом… Власть на местах, понимаете? Затем мы трое — я, Жорж и вы, mon cher Ртищев, — выезжаем со справкой, которую я уже добыла, в Бологое, едем в эти самые Роженки или Ложенки с кое-каким инструментом, будто бы необходимым археологам, и все остальное всем понятно.

— А как же он? Ротмистр?

— Ниночка вскружила ему голову… Он будет счастлив остаться здесь на денёк-другой. А мы скажем ему, что едем хлопотать о справке, получив её, дадим ему телеграмму, и он выедет в Бологое, где мы его будем ждать!

— А есть ещё люди, которые считают, что у женщин нет практического ума! — воскликнул Щегловитов.

— Все хорошо, — сказал Ртищев, — но вы забыли главное… План! План часовни, склепа и места, где замурован клад, — он у Таланова. Без плана нельзя ехать. Мы ничего не найдём.

— План у него зашит в лацкане пиджака.

— Откуда ты знаешь?

— Он проболтался Ниночке.

И тут опять помогла гениальная Лидочка:

— Мне нужно полчаса времени, чтобы распороть лацкан, вытащить бумажку или, вероятно, клочок полотна с планом часовни и склепа. Но как снять с него пиджак?

— Ночью. Он будет ночевать в моей комнатке, — сказал Ртищев, — на софе.

— Чепуха! Он проснётся. Вы представляете себе, что будет?

— Есть идея! — воскликнул Жорж Щегловитов.

И вечером он предложил гостю принять ванну.

— Именно об этом я вас хотел просить! Именно об этом! Вы представляете, я ведь с дороги… И как это любезно с вашей стороны.

— Мой халат и туфли к вашим услугам…

Через четверть часа ротмистр в халате и туфлях проследовал в ванну. И в ту же минуту Лидочка принялась за работу. Из лацкана его пиджака вытащила клочок полотна. На нем буквами и стрелками был нанесён план часовни, фамильный склеп и крестиком место, где замурован клад. Затем Лидочка зашила лацкан так, что никто бы не отличил новый шов от старого.

В эту минуту Ртищев показывал Ниночке старинный пасьянс, а Жорж Щегловитов стоял «на страже» у дверей ванны.

На следующее утро Таланову было сказано, что вся троица едет в Бологое за «документом» и ему надо ждать телеграммы. Получив её, немедленно выезжать в Бологое.

— А почему бы мне не поехать с вами?

— Безумец! В вашем положении нельзя рисковать. Мы подготовим все, и тогда вы приедете.

— Вам скучно будет со мной? Не правда ли? — кокетливо спросила Ниночка.

Таланов только вздохнул… Умильный взгляд его скользнул по округлым плечикам Ниночки.

…То, что произошло дальше, в поезде «Максим»[31], в переполненном вагоне, с трудом поддаётся описанию. Ехали, чтобы не очень выделяться, в сапогах и брезентовых плащах. Лидочка в старой жакетке, платочке и каких-то солдатских ботинках. У неё на груди хранились бумажка отдела охраны памятников старины с перечислением фамилий двух археологов и их учёного секретаря «тов. Лидии Нейдгарт» и, разумеется, план часовни.

В Бологом подрядили мужика с телегой и тридцать пять километров месили грязь по просёлку. Наконец добрались до села Ложенки, но никакой часовни, ни родового склепа близ сельской церкви не обнаружили. Установили также, что никакого имения Голицыных в этих местах нет и не было.

Обратный путь — тридцать пять километров по просёлку, ожидание поезда на Москву (в скором не было места), снова «Максим», и переполненный вагон, и опоздание на два часа… В четвёртом часу ночи наконец Москва.

Шли пешком. Ртищев останавливался, задыхаясь. Лидочка ругалась как извозчик (извозчиков в этом часу ночи не было). Жорж Щегловитов мечтал только о тёплой постели, о том, чтобы склонить голову на подушку рядом с золотоволосой головкой Ниночки.

Он открыл дверь в квартиру своим ключом. Лидочка кинулась в чем была на тахту; Ртищев, тяжело дыша, остался сидеть на пуфе; Жорж Щегловитов, стащив грязные сапоги, в носках вошёл в свою спаленку… и тут раздался дикий вопль. Это взвыл от ярости Жорж. Рядом с золотоволосой головкой Ниночки покоилась стриженная ёжиком голова ротмистра Таланова, он спал, обнимая округлые плечики Ниночки… Дальше произошла грубая сцена, закончившаяся дракой двух мужчин, которую я описывать не берусь.

Якушев чувствовал враждебность Захарченко и в беседе с Артузовым предложил, чтобы с ней встречался от имени «Треста» Стауниц. Конечно, он, Якушев, будет его инструктировать.

— А вы убеждены, что Захарченко изменила к вам отношение?

— Мне не раз говорил об этом Стауниц. Сказал, что она злится на меня и Потапова, мы, мол, затираем Стауница, не даём ему хода в «Тресте». Я думаю, что он это сказал, отчасти чтобы укорить нас, то есть руководителей «Треста».

— Вы верите Стауницу? Впрочем, это на него похоже. Вообще не вредно, чтобы эта дама думала, что в «Тресте» существуют разногласия между вами и Стауницем. Хорошо даже, если у вас будет с ним при ней лёгкий конфликт. Это отвлечёт её. Она ведь ко всему ещё любит интриги. Разумеется, Захарченко примет сторону Стауница, и это вызовет с её стороны ещё большую откровенность с ним. Важно только, чтобы Стауниц был в ваших руках. Чем вы его можете держать? И удержите ли?