мусорного ведра — вот это было мило.
— Неужели? Извини.
— И к тому же Тилли мне все рассказала.
— Правда? — Он покачал головой, чувствуя себя преданным. — Это должно было стать нашим секретом!
— Женщины говорят о таких вещах, знаешь ли. Какой смысл обещать, что сохранишь тайну, — все равно рано или поздно все всплывет.
— Запомню на будущее.
Они подошли к лабиринту — аккуратно постриженной фигурной изгороди из тиса высотой примерно десять футов. На вход указывала тяжелая деревянная дверь. Эмма замерла, положив руку на тяжелую чугунную ручку.
— Думаешь, это хорошая идея?
— А разве это так сложно?
— А что если мы заблудимся?
— Будем ориентироваться по звездам или еще как-нибудь.
— Так ты уверен, что стоит это сделать?
— Не бойся ты так. Это всего лишь кусты. — Дверь со скрипом отворилась. — Направо или налево?
— Направо, — ответила Эмма, и они шагнули в лабиринт. Снизу высокая изгородь подсвечивалась разноцветными лампочками, и воздух был наполнен запахом лета, густым, головокружительным, почти маслянистым от теплых листьев.
— А где Сильви?
— С ней все в порядке — Кэллум ее обхаживает. Он сегодня просто душа вечеринки, весь из себя обаятельный ирландский миллионер. Решил ему не мешать. Мне с ним больше не тягаться. Слишком утомительно.
— Дела у него идут что надо.
— Я в курсе.
— Разводит лангустинов.
— Знаю. Он только что предложил мне работу.
— Заводчиком лангустинов?
— Не уточнял. Хочет обсудить со мной мои
— А как же «Спортивный экстрим!»?
— А, это… — Декстер рассмеялся и потер затылок одной рукой. — Видела?
— Не пропускаю ни одного выпуска. Что может быть прекраснее в три часа ночи, чем узнать что-то новое о трюковых велосипедах? Больше всего мне нравится, когда ты говоришь «улетный».
— Они меня заставляют так говорить.
— «Улетный» и «чумовой». «А сейчас мы покажем вам пару чумовых олдскульных трюков».
— А мне кажется, у меня неплохо получается.
— Не всегда, дружок. Налево или направо?
— Кажется, налево. — Некоторое время они идут в тишине и слушают мелодию песни Стиви Уандера, которую играют музыканты. — Как твоя книга?
— Ничего, когда руки доходят. А большую часть времени я просто сижу за компьютером и грызу печенье.
— Стефани Шоу сказала, что тебе дали аванс.
— Совсем немного, хватит, чтобы продержаться до Рождества. А там посмотрим. Возможно, вернусь в школу на полную занятость.
— А о чем она? Твоя книга.
— Пока не знаю.
— Она ведь обо мне, правда?
— Да, Декстер, целая толстая книга исключительно о тебе. Я назвала ее «Декстер Декстер Декстер Декстер Декстер». Направо или налево?
— Давай попробуем налево.
— А если серьезно, это книга для детей. Для подростков. Там про мальчиков, про любовь и все такое. Про школьную пьесу — помнишь ту постановку «Оливера», что я делала много лет назад? Комедия.
— Что ж, писательство идет тебе на пользу. Выглядишь хорошо.
— Правда?
— Несомненно. Кто-то из наших похорошел, кто-то, наоборот, выглядит хуже. А вот ты явно похорошела.
— Миффи Бьюкенен сказала, что мне удалось сбросить детский жирок.
— Тупая корова. Она просто завидует. Ты красотка.
— Спасибо. Хочешь, я тоже скажу, что ты похорошел?
— Если несложно…
— Ты тоже прекрасно выглядишь. Налево?
— Налево.
— По крайней мере, лучше, чем в твои рок-н-ролльные годы. Ну, когда ты вел «зашибись!» — так, помнится, называлась та программа. — Они прошли несколько метров в тишине, затем Эмма снова заговорила: — Я волновалась за тебя.
— Правда?
— Тогда все за тебя волновались.
— Просто у меня был такой период. Со всеми нами было нечто подобное. Когда крышу сносит.
— Со всеми? Со мной не было. Да, и я надеюсь, ты перестал носить ту дурацкую шляпу?
— Уже несколько лет не надевал.
— Рада слышать. А то я уже думала силой отнять ее и сжечь.
— Ну, знаешь, как это бывает — все начинается с шапок, типа лыжных и все такое, просто для прикола, а потом незаметно переходишь на кепи, фетровые шляпы, котелки…
Они снова подошли к развилке.
— Налево или направо? — спросила Эмма.
— Понятия не имею.
Они огляделись.
— Ну надо же, как быстро наскучивают эти лабиринты.
— Может, присядем? Вот здесь.
У стены стояла маленькая мраморная скамейка, подсвеченная снизу синим светом флуоресцентной лампы. Они сели на прохладный камень, наполнили бокалы, чокнулись, коснувшись плечами.
— Черт, почти забыл… — Декстер опустил руку в карман брюк, очень аккуратно достал свернутую конвертом салфетку, раскрыл ладонь, как фокусник, и осторожно развернул каждый уголок.
В конвертике, как птичьи яйца в гнезде, лежали две сигареты.
— Подарок от Кэла, — прошептал он. — Хочешь?
— Нет, спасибо. Сто лет уже не курила.
— Молодец. Я тоже бросил, по официальной версии. Но здесь нас никто не увидит… — Он торжественно закурил контрабандную сигарету, картинно тряся рукой. — Здесь она меня не найдет. — Эмма рассмеялась. Шампанское и тишина подняли обоим настроение, и они почувствовали душевное томление — как и должно быть на свадьбах. Они улыбнулись друг другу сквозь сигаретный дым. — Кэллум называет всех нас
— Звучит ужасно. — Эмма покачала головой. — Облик целого поколения определяет сигаретный бренд. Я надеялась на большее. — Она улыбнулась и повернулась к Декстеру: — Ну и как у тебя дела?
— Нормально. Повзрослел немного.
— Секс в туалете ночного клуба вдруг утратил свою привлекательность?