— Письмо надо написать. Коллективное, — сказала журналистка. — Да, коллективное и открытое. Побольше знаменитостей. Надо постоянно будоражить общественное мнение. Будировать и будировать. Гласность. Артиста Быкова беру на себя, есть у меня кое-какие выходы на него.

          Она возбужденно поглядывала в нашу сторону, словно пытаясь немедленно вовлечь нас в живую жизнь общины.

          — Никулину можно дать, — присоединился к журналистке-жене журналист-муж. — Хороший мужик. Прийти к нему якобы за интервью, объяснить ситуацию, сказать: вот Быков уже подписал. Подпишет! Да и интервью заодно. Чтоб — без обмана. Чтоб — по-честному.

          — Дельно, — согласился отец Петр.

          — Конференцию бы устроить, корреспондентов пригласить, — вставил Урфин Джус. — Надо, чтобы прогремело.

          — Прогремит, прогремит, — пообещал отец Петр

          — Ухнет и разорвется, — в восторге подхватил Гриша. — Пойдут клочки по закоулочкам.

          Все облегченно вздохнули, как только ему удалось закончить фразу: многословие в его случае томило и даже ранило.

          — А что ваш муж — может, он подпишет? — мягко спросил Анну отец Пётр. — Стрельбицкий — это имя.

          — Стрельбицкий? Это какой? Неужели Май? — вскинулась журналистка.

          — Стрельбицкий — это марка, — кивнула Зоя Олеговна, врач-психитатр.

          Словом, что-то здесь готовилось, помимо вечери любви, что-то происходило, какая-то борьба, какая-то акция, а мы с Анной пока еще ничего не поняли.

          — Вы не знаете, нас гонят, нас притесняют. Мы восстанавливали Рождественский монастырь, а теперь его решили отдать другим! — разгадав наше недоумение, пыталась нам что-то объяснить Зоя Олеговна.

          — Говорят, какого-то махрового ортодокса сюда назначили из Тьмутаракани, красного попа, — сжимая плотненький кулачок, обиженно проговорила журналистка.

          — Но мы не сдадимся! — крикнул Гриша и заходил ходуном от речевых усилий. — Мы будем бороться! Мы будем реагировать релевантно! Мы ему такой прием окажем, что лучше бы ему не родиться!

          — Вот, общественное мнение возбуждаем. Эти ведь закосневшие, а мы хотим реформ, за это на нас и гонения, — присоединился журналист.

          — Похоже, мы попали к ним на летучку, — шепнула мне Анна. — А теперь они хотят отправить нас на театр военных действий. Во главе со Стрельбицким.

          — Вы люди умные, интеллигентные, надеюсь, все станет вам понятно по ходу дела, — спокойно заметил нам отец Петр.

          Меж тем гости пребывали. На сей раз двери распахнулись, и в них показался главный редактор Грушин. Обычно надменный, чванливый, сейчас он держался просительно и растеряно:

          — Так боялся опоздать на столь важное священнодействие!

          — Поздравляю вас с предстоящим вступлением в нашу общину, — поприветствовал его отец Петр. — Вы сегодня причастились у нас святых Христовых Тайн, а сейчас вы примете участие в восполняющей таинство трапезе любви. И вот — вы один из нас.

          И тут Грушин увидел меня и Анну. Изумление изобразилось на его холеном лице:

          — Как, и вы с нами? И Стрельбицкий! Ну вот сюрприз так сюрприз!

          — Мы сами по себе, — дернулась вдруг Анна, поджав губки. — Просто сидим и смотрим. А что вам Стрельбицкий? Он все равно никогда не подписывает коллективных писем!

          — Письмо может быть индивидуальным, — пожал плечами Векселев.

          — Вот, прошу