Ресторан «Кюба» любил камергер Стояновский.
Перед самым началом Первой мировой войны бывшему камергеру удалось провести крупную аферу по обману купеческой вдовы Варыховской. Причем это он проделал так ловко, что ей, как говорится, и во сне этого не могло присниться.
Варыховская жила в центре Петербурга в барском особняке на Сергиевской улице. Оставшееся после мужа большое наследство позволяло ей не только достаточно обеспеченно жить, но и помогать беднякам, участвуя в нескольких благотворительных обществах. Выполняла она эту благородную миссию с душой, так как была не только богатой, но и доброй женщиной. Судьба же нанесла ей два жестоких удара: вскоре после смерти мужа при несчастных обстоятельствах погиб и нежно любимый ею единственный сын. Близких родственников у нее не было, поэтому все ее мысли и стремления были направлены на помощь несчастным и бедным людям.
Вместе с тем купеческая вдова, что называется, звезд с неба не хватала. И хотя ее нельзя было назвать глупой, но и умом она тоже не отличалась. Вращаясь в благотворительных обществах, она, как и многие другие женщины, сравнивала себя с именитыми дворянками из светского общества и невольно чувствовала ущербность своего положения купчихи и зависть к титулованным особам.
Стояновский, случайно узнавший о судьбе богатой вдовы, тонко уловил слабость Варыховской к титулам и решил этим воспользоваться. В один прекрасный день он явился к Варыховской при полном параде, в камергерском мундире, торжественно ей представился и заявил, что он как чиновник и представитель двора его императорского величества послан к ней для объявления высочайшей милости — пожалования дворянства за ее большую и известную в столице благотворительную деятельность. При этом он вынул из большого портфеля какую-то бумагу с напечатанным текстом, которая, по его словам, была грамотой о присвоении ей дворянства.
Можно себе представить ошеломляющую радость и полную растерянность купчихи от такого необычайного известия, о котором она и мечтать-то не смела. Кроме того, Иван Николаевич предложил ей расписаться, как он объявил, в том, что грамота ей объявлена и она получила звание дворянки. Одним словом, все было обставлено так, что Варыховская поверила аферисту, а он, воспользовавшись этим, предложил ей, как бы между прочим, сделать пожертвование в пользу сирот в размере 3 тысяч рублей. Взволнованная купчиха дрожащими руками достала из своей заветной шкатулки названную сумму денег и стала просить принять их.
Получив деньги, Иван Николаевич, элегантно откланявшись и, как тогда говорили, «приложившись к ручке» купчихи, пожелал доброго здоровья и удалился.
Не успела «дворянка» Варыховская поделиться своей радостью со всеми знакомыми, как Стояновский снова пожаловал к ней, причем на этот раз с огромным фолиантом, который должен был изображать книгу дворянских гербов, и предложил ей выбрать для себя герб. Со своей стороны, он посоветовал герб в виде эффектно выгравированной короны, а под ней эмблемы благотворительности — протянутую руку, должную означать девиз: «Рука дающего не оскудеет». На вопрос, нравится ли ей такой вариант герба, купчиха, захлебываясь от счастья, ответила: «Да, безусловно. Лучше и придумать нельзя».
После этого Иван Николаевич перевел разговор на другую, в то время очень модную тему, об авиаторах и аэропланах, причем в нужном для него направлении: «По дружбе я должен откровенно вам сказать, что одна высокопоставленная особа желает устроить выставку аэропланов, но остановка за сущими пустяками — нужны какие-нибудь 3–4 тысячи, и дело в шляпе».
Далее он заверил купчиху в том, что за участие в таком важном авиационном мероприятии можно получить и соответствующий герб, например в виде дамы, летящей в облаках, на голове которой сверкает дворянская корона. И за такой прелестный герб, убеждал аферист, требуется пожертвование в таком мизерном размере.
Обалдевшая от всех этих увещеваний афериста, Варыховская выдала ему еще 3500 рублей.
Но и на этом не закончилось выманивание денег у купчихи. Прошло три дня, и Стояновский по телефону радостным голосом сообщил, что высокопоставленная особа выразила благодарность Варыховской и одобрила выбранный ею «авиационный» герб, сделала только замечание за темноватый цвет облаков, и художник сейчас герб дорабатывает. В общем, все хорошо, но имеется маленькая «закавычка» — нужно уплатить 500 рублей гербового сбора. Купчиха, выдавшая уже 6500 рублей, решила, что эти 500 рублей «погоды не сделают», и эти деньги оказались в кармане афериста.
Видя, что деньги стали сыпаться к нему как из рога изобилия, Стояновский обнаглел до предела и предложил купчихе выделить ему еще 5 тысяч рублей, якобы для одного полковника за сведения, которые он может предоставить о погибшем сыне.
После такого абсолютно бессовестного предложения Варыховская как бы очнулась от сна. Она стала вспоминать и сопоставлять все факты и поняла наконец, что ее нагло обманывал аферист. Она решила без утайки и стеснения рассказать о том, как Стояновский обвел ее, опытную женщину, вокруг пальца.
Купчиха сделала заявление в полицию, и бывший камергер был в очередной раз арестован и судим. Присяжные заседатели признали Стояновского виновным в трех мошенничествах, но, по совершенно непонятным причинам, заслуживающим снисхождения. Суд приговорил его к одному году тюремного заключения с зачетом 10 месяцев нахождения в следственном изоляторе.
Законопослушный аферист
На редкость своеобразным и уникальным аферистом был Михаил Борисович Хотимский. Он резко отличался от многочисленных разноплановых «коллег» начала XX века, когда заколебались все устои государства. Этот человек умел безукоризненно и блестяще проводить свои мошеннические операции по обману людей и получать большие деньги, но, в отличие от других аферистов, не переступая действующие законы страны. Михаил Борисович никогда не имел дела с фальшивыми денежными документами и с аферными операциями. Это был великий комбинатор — аферист, который блестяще обманывал людей, используя всего-навсего присущую многим из них извечную жадность к деньгам и невероятно большую глупость.
Летом 1910 года в Москве появился стройный, высокий, интеллигентного вида господин, снявший один из лучших номеров в гостинице «Метрополь». На его визитной карточке значилось: «Михаил Борисович Хотимский, сибирский золотопромышленник, город Томск, собственный дом».
Новый постоялец сразу же с размахом повел широкий образ жизни, как и подобало богатому сибиряку-золотопромышленнику. Благодаря этому у него очень скоро появились в городских кругах многочисленные связи и знакомства. Последнее позволяло где только можно и под разными предлогами упоминать, что он приехал в купеческую Москву с тем, чтобы составить паевое товарищество для эксплуатации многочисленных богатых золотоносных приисков, приобретенных им в недалеком прошлом. Высказывания Михаила Борисовича, как правило, не ставились под сомнение, ему верили уже потому, что Хотимские многим были известны как весьма богатые сибирские золотопромышленники. Кроме того, было известно, что его родственница была замужем за крупным петербургским сановником, занимавшим одно время очень видное положение в светских кругах.
Хотимский недаром называл себя человеком с «американским складом характера». Каждое утро, в определенное время и минута в минуту, он появлялся в зале ресторана «Метрополь».
Обычно в это время здесь за утренним чаем коротали время, обсуждая последние события в области бизнеса, приехавшие в Москву из различных регионов страны и по разным делам российские промышленники. К высокой и ладной фигуре Хотимского, к его толковым, со знанием дела соображениям в «Метрополе» постепенно привыкли, и он стал своим человеком в компании предпринимателей. Это позволило ему получать весьма ценные сведения и нужные рекомендации для задуманных комбинаций.
Вскоре Михаилу Борисовичу повезло — ему удалось достаточно близко познакомиться с несколькими крупнейшими промышленниками Донецкого бассейна. Это произошло случайно в конторе одного весьма авторитетного московского нотариуса, куда аферист зашел подписать какую-то пустяковую доверенность.
