крутому склону или же просто скатившись кубарем. Спуск затрудняли еще и торчащие по всему склону корни деревьев. Похожие на змей, очень гибкие и неустойчивые, чтобы их можно было использовать как опору.

— М-да, неприятно все это… Надо найти место для ночлега и развести костер, пока не стемнело окончательно. — Полоз спрыгнул с коня и дальше пошел пешком, выискивая наиболее удобную полянку. Я с удовольствием свалила на него все бразды правления и не мешала. Сам завел, пусть сам и заботится о нашем благополучии.

Спуститься с лошадьми к ручью нам так и не удалось, берег не желал делаться пологим, поэтому мы оставили бесплодные побродилки в быстро сгущающейся темноте и устроились на небольшой полянке, с одной стороны огражденной буреломом.

Я занялась разведением костра, Полоз, как заправский охотник, отправился добывать мясо, прихватив мой арбалет, а Мираб убежал к ручью ополоснуться и набрать водички.

Огненные язычки сначала несмело лизнули сухие ветки, будто пробуя их на вкус, но потом распробовали угощение и жадно набросились на всю охапку, радостно потрескивая от удовольствия. Я рассеянно смотрела на игру пламени, сложив руки на согнутых коленях и положив на них подбородок. Плюнуть на все и прыгнуть в костер? За последние дни мне так ни разу и не удалось сменить ипостась без риска быть пойманной с поличным. Если при Мирабе это еще могло обойтись без последствий, то рядом с Полозом подобное малодушие было настоящим самоубийством. Мы с Мирабом о себе вообще старались не говорить ничего, чтобы ненароком не сболтнуть лишнего. Знаю, как бывает, — вроде и не сказал ничего такого, а уже выдал себя с потрохами. Не в меру болтливый эльфыреныш и так много лишнего успел наговорить. Страшно подумать, если Полоз узнает, что его улепетнувшая женушка все время преспокойненько ехала рядом, когда он, сгорая от ненависти и злости, шел по следам совершенно чужой и совершенно ненужной ему женщины.

Сам же Полоз был очень немногословен, старательно избегая любых разговоров, касающихся его личной жизни, поэтому драматической истории, которая вынудила его покинуть отчий дворец и пуститься в столь дальний путь, мы так и не услышали. Мой благоверный говорил мало и только по существу или же просто откровенно насмехался над нашими ошибками, что бесило меня невероятно. Мираб силой своего обаяния пробовал разговорить этот эталон самоуверенности и неразговорчивости, все еще не теряя надежды на душещипательную историю, но пока безрезультатно. Однако из тех нескольких скупых фраз, которые мой благоверный все-таки удосужился обронить лишь для того, чтобы от него отстали, вывод напрашивался малоутешительный: ищет он именно меня, но почему-то торопится догнать другую, по иронии судьбы чуть не сделавшую его вдовцом. Что это? Чудо провидения? Очередные происки Лихого? Недосмотр Вершителя? Меня, собственно, это и не волновало. Волновало другое. При всяком упоминании о законной супруге лицо Полоза перекашивало от еле сдерживаемой ярости так, что мне становилось страшно от одного только предположения, какова будет моя участь, если вдруг он узнает, кто есть кто на самом деле. Теперь я стала подумывать, не стоит ли немного попридержать погоню за своим похищенным колечком, чтобы эти двое встретились как можно позже и у меня было еще немного лишнего времени на пожить.

Отделаться от Полоза, боюсь, мне теперь не скоро удастся. Те несколько попыток, которые мы с Мирабом уже пытались предпринять, ни к чему не привели. Этот упертый змееглазый баран вбил себе в голову, что просто обязан ехать с нами, и никакие уговоры и даже откровенные угрозы не помогали. Ругать судьбу за то, что продолжает подкладывать мне змею, я уже устала, а потому временно смирилась с неизбежным присутствием своего муженька. На удивление он оказался вполне сносным товарищем, не приставал со всякими глупостями, относился к нам с некоторым подобием уважения и даже с изрядной долей покровительства. Наверное, считал, что раз он мужчина, то обязан нас защищать. А мне жалко, что ли? Пусть тешит свое мужское самолюбие. Вот только иногда Полоз, когда думал, что его никто не видит, застывал и невидящим взглядом смотрел в одному ему известные дали с таким выражением лица, что близко к нему не решались подойти ни я, ни Мираб. И без слов было понятно, о чем он думает в такие моменты, а у меня на душе от этого так тоскливо и тревожно становилось, что хоть нечистью вой и сама закапывайся в ближайшую ямку.

А огонь так и манил меня, так и звал. Мне не хватало его тепла и энергии, а внутри постепенно усиливалось ощущение жара, чем-то напоминающее изжогу. Терпеть можно, но неприятно и жутко изводит. А лекарство — вот оно, только руку протяни…

Из самой середины густого кустарника, с жутким хрустом ломая ветки, вывалился Полоз. Неужели так быстро успел кого-то подстрелить? А ведь успел. В одной руке мой благоверный держал довольно большую тушку кролика, которую я была готова уже съесть чуть ли не сырой, так сильно успела проголодаться, а во второй — меч, которым прорубал себе путь через несговорчивую растительность. Я, конечно, понимаю, что лес, в котором мы успели заблудиться, обилием дорог и просек не отличался, но зачем создавать столько лишнего шуму? Обойти не мог? Еще притащится страсть какая-нибудь незваная на огонек, потом хлопот не оберешься.

— Сатия, как ты думаешь, нам этого хватит?.. — спросил Полоз, поднимая повыше кроличью тушку, чтобы я оценила невиданную щедрость этого леса, и даже повертел ею для наглядности. Я оценила. Тушка была прелесть как хороша, мне точно хватит.

— Надеюсь, — не стала слишком обнадеживать я мясодобытчика. — Червячка заморить сойдет. Этот кролик единственный представитель животного мира на весь лес?

— В следующий раз сама пойдешь, — обиделся мой благоверный, запихивая позеленевший от обилия налипшей на него листвы меч в ножны. — Может, тебе больше повезет и за ближайшим деревом окажется огромный олень, который будет умолять тебя бросить его поскорее в котелок.

— А рога подарить ненаглядному мужу, — мило оскалившись, проворковала я, уже мысленно примерив сие украшение на его змеиную голову.

— После такого подарка он вряд ли останется таковым, — проворчал Полоз, усаживаясь на землю и с преувеличенным интересом разглядывая кролика.

— Можно подумать, я тебе их дарить собираюсь!

Ответом меня не удостоили. Полоз повертел кролика перед глазами, потер между пальцами серую шерсть где-то в области живота, заглянул в закатившиеся красноватые глазки, помассировал уши.

— Ты ему искусственное дыхание сделай, может, оживет, — любезно посоветовала я, насмешливо наблюдая за странным ритуалом.

Меня снова проигнорировали.

— Кстати, ты его действительно убил или подобрал уже мертвого? — стараясь быть максимально милой, спросила я. — Вдруг он давно умер от старости, а мы, гиены страшные, покусимся на его почившие косточки?

— Я проверяю, нет ли в нем ядов, — коротко ответил Полоз, пропустив мою колкость мимо ушей.

— Думаешь, он был так недоволен жизнью, что решил отравиться? — фыркнула я.

— Я думаю, что в этом лесу может быть все, что угодно, нейтральные земли богаты на всякие пакости. В таких местах нет ничего удивительного, если животные питаются ядовитыми растениями. Я осматриваю его на пригодность в пищу.

Мне стало не по себе. Проверять снова свою живучесть и невосприимчивость к ядам ужасно не хотелось, у меня еще от первого раза впечатлений масса осталась.

— Ну и как? Съедобный? — подозрительно спросила я, уже с гораздо меньшим аппетитом глядя на кролика.

— Вполне, — удовлетворенно кивнул Полоз, доставая из-за пояса нож, и отошел от костра свежевать будущий ужин. Все-таки какая-никакая польза от присутствия Полоза в нашей компании была, свежее мясо в рационе еще никому не мешало.

— А откуда ты знаешь, что этот кролик не ел ничего ядовитого? — запоздало удивилась я.

— У меня чутье на такие вещи, — отозвался мой благоверный. — Врожденное.

— Понятно.

Значит, травить его тоже бесполезно, надо запомнить.

Я подкинула сухих веток в костер и принялась устанавливать жердочки для жарки кролика, стараясь не смотреть с тоской на огонь.

Сзади меня раздалось тихое шуршание.