себя под ногами. Я уже не надеялась услышать от него хотя бы банальную фразу «прости и прощай» без дополнительных комментариев и объяснений по этому поводу, как тут мне в самое ухо прошептали: — Я люблю тебя, Салли… и не могу без тебя… да и не хочу.
Я отпрянула от него, как от бешеного медведя, поскольку уже убедила себя, что между нами все кончилось, даже не успев начаться, но не удержала равновесия и плюхнулась на пятую точку прямо на ступеньки. В выражении лица моего благоверного не было даже намека на издевательство или насмешку, сколько я ни пыталась их рассмотреть. Напротив — усталость, тревога и напряжение, готовые при слове «нет», если оно сорвется с моих уст, превратиться в привычную маску холодного безразличия.
— Салли, твое молчание можно расценивать как знак согласия? — снова еле слышно вопросил Полоз. В горле у меня мгновенно пересохло, и я не нашла ничего лучшего, как просто кивнуть. Мой благоверный обессиленно опустился на ступеньку рядом со мной, но тут же подскочил с раздраженным шипением. Оказалось, что он умудрился усесться на торчащий из плохо оструганных досок сучок.
Выглядели мы оба в этот момент до того смешно и глупо, что, посмотрев друг на друга, не выдержали и расхохотались. Частокол, непроходимой стеной выстроившийся между нами после снятия проклятия, рухнул сам собой, погребая под грудой жалких обломков все наши сомнения, страхи и неуверенность. Все несказанные слова и невыраженные желания вспыхнули яркими звездами, плотные защитные оболочки чувств осыпались ставшей ненужной шелухой, высвобождая на поверхность то новое, волнующее и вечное, чего так ждал каждый из нас.
— Я никуда тебя больше не отпущу, — горячо шептал мне мой единственный и неповторимый, самый-самый, обжигая золотом глаз.
— А я никуда не уйду, — прижавшись щекой к крепкой и такой надежной груди, ответила я, прислушиваясь к трепетному биению любимого сердца, — не дождешься, — и шутливо дернула его за косицу. — Если только…
— Учти, я ревнив.
— Опять в бачке унитаза топить будешь?
— Нет, отдам Вельзевулу с Вальсией на перевоспитание.
Я с притворным ужасом посмотрела в смеющиеся глаза наследника Золотоносных Гор, прекрасно понимая, что к этой парочке он меня не подпустит и на арбалетный выстрел.
— Кстати, любимая, — неожиданно спохватился Полоз, будто боялся, что так и забудет сказать нечто важное, — ты кое-что задолжала мне.
— И что же это? — Я сразу стала перебирать в уме все гадости, что успела сотворить за время нашей семейной жизни. Получалось многовато, но выставленный счет сначала ввел меня в ступор.
— Первую брачную ночь.
Ха, если мой благоверный решил меня таким образом испугать, то он глубоко ошибся, мне было что ему ответить.
— Между прочим, ты тоже мне ее должен.
— А я и не отказываюсь.
— Только попробуй!
— Вот видишь, Влад, а ты волновался. — Змей Горыныч успокаивающе похлопал владыку по плечу и отошел от окна. — Я же говорил тебе, что они сами разберутся и все будет хорошо, а ты — разбегутся, разбегутся, оба гордые, дерзкие и неприступные. Если они любят друг друга, то никакая гордость их уже не спасет.
— Нет, ты послушай, о чем они там говорят! — Владыка возмущенно ткнул пальцем в окно, откуда хорошо просматривался вид на крыльцо гостиницы.
— Тебя поставили подсматривать, а ты еще и подслушиваешь! — Жрица Огня укоризненно покачала головой. — Оставь их в покое, они уже взрослые детки, и не вздумай вскочить и бежать помогать советами.
— Правильно, — поддержал ее Царь Долины. — Пойдем лучше выпьем за это, вряд ли твой сын и моя дочь в ближайшее время вспомнят о нашем существовании.
— За нескончаемую вечность Золотоносных Гор и еще долгое правление рода мудрых владык, — подняла бокал Алессандра и, хитро подмигнув смущенному Владу, вкрадчиво добавила: — И за любовь, истинную правительницу мира.
