Владимир плюнул ему под ноги. Слюна была красной, он только сейчас ощутил солоноватый привкус. Варяжко оборвал смех, сказал серьезно:

– Ты в самом деле настоящий воин! Никто бы не смог так долго… Но я знал твои повадки, потому послал за тобой всех, а с собой оставил лишь двоих.

– Но почему здесь? – спросил Владимир хрипло.

В голове гудело, но перед глазами перестало расплываться. Он снова видел отчетливо, а в мышцы возвращалась сила.

– Самое трудное, – объяснил Варяжко. – Ты ж пойдешь самым трудным для нас путем. И я оказался прав!

Один сказал сдержанно:

– Потащим с собой? Или повесим его здесь?

– Проще зарубить, – предложил второй.

Варяжко сказал весело:

– Тиун, которого этот так обидел, умолял доставить сперва к нему. Он там приготовил то ли клещи, то ли длинный кол. Но так как тиун знает, что этот не поедет добровольно, то он ожидает, что привезем… гм… чуток измочаленного.

Дружинник с топором удивился:

– Так чего мы ждем?

Он взмахнул топором, намереваясь ударить плашмя. Владимир быстро достал его ногой в живот, одновременно развернулся и с хряском врубился локтем в раскрытый для крика рот второго. Там захрипело и забулькало. Его хватали за руки, стоял крик и ругань, потом мощно ударили в спину, а следующий удар потряс с головы до ног. Он почти не почувствовал, как Варяжко с силой ударил по лицу, разбив губы.

– Тварь, – сказал Варяжко с отвращением. – Все же сумел…

– Добьем здесь?

– Нет, – сказал он резко. – Теперь я сам хочу увидеть, что сделает с ним тиун!.. Но добавьте так, чтобы уже не смог шевелиться.

Его били ногами, ножнами мечей, он слышал над собой довольное хаканье, а удары подбрасывали над землей. Наконец, уже не притворяясь, он ощутил, как над ним сомкнулась темная вода беспамятства.

И все же сквозь тьму и отупение в теле смутно чувствовал, как волокут по земле, вскидывают на коня. Голова разламывалась, в глазах была кровь. Он цеплялся за ненависть, чуял – она не дает утонуть во тьме. Варяжко не трус, но привел с собой целую толпу. Толпой напали на одного. Нет ничего подлее, чем когда толпа бьет одного. А подлецы не должны топтать ту же землю, по которой ходят отважные.

Они ехали к веси весело, передний затянул песню. В ушах Владимира стоял грохот, на миг потерял сознание, а когда открыл глаза, перед ним вместо каменистой почвы проплывала вытоптанная трава. Рядом покачивается в стремени добротный сапог. Подошва на двойной свиной коже, без каблука, как принято в Киеве, зато шпора как у петуха – острая и с загнутым концом.

Сознание мутилось, но он знал, что, когда привезут во двор тиуна, уже не быть живу. Сапог при скачке задевал по лицу, а руки бессильно болтались рядом. Когда конь проезжал мимо смутно маячившего в темноте бурелома, Владимир схватил сапог обеими руками и с силой воткнул шпору коню в бок. Бедный зверь завизжал, рванулся, будто им выстрелили из гигантской пращи. Владимир свалился, больно ударился о землю, но в два прыжка вломился в кусты, пробежал, хромая и хватая воздух разбитым ртом.

Сзади были крики, дикое ржание, ругань. Конь, как и надеялся Владимир, рванулся прямо перед собой и вломился в раскоряченные выворотни. Если и остался цел, то всаднику не повезло. А если уцелел и тот, то не сразу выберется, пока объяснит другим, что случилось, если сам поймет, а потом будут все гнаться в потемках, оступаясь и напарываясь на коряги, падая в ямы…

Хрипя и сплевывая кровь, он бежал, падал, поднимался и снова бежал. Перед глазами колыхалась кровавая пелена. В голове кровь стучала так сильно, что вот-вот должна брызнуть через глаза и уши. От боли натыкался на деревья, всхлипывал и кривился так, что все лешие разбежались бы в страхе, попадись на дороге.

В боку кололо острой болью, словно там торчал нож. Он невольно хромал, наступая на правую ногу, а когда поднес ладонь к глазам, в слабом свете луны видел, как потемнела от крови. Варяжко – опытный воин и следопыт, почует запах крови, отыщет след и начнет погоню.

Но не среди ночи, сказал он себе мрачно. А многое может случиться между ложкой супа и губами.

Холодная вода реки остудила, а боль от ушибов приутихла. Он долго брел по течению, наконец свалился на мелководье. Тьма снова затмила сознание, а когда очнулся, едва не вскрикнул от ужаса.

По ногам плескала ледяная вода. Прямо перед ним шевелились страшные темные нити, похожие на пальцы мертвяков. Оглянулся, сзади темнели ветви, за ними был слабый мерцающий блеск. Похоже, даже в бессознательном состоянии он еще полз, пока не забрался в укрытие под опущенные к самой воде ветки могучего явора.

Бесшумно пролетела сова, звезды на миг исчезли, над миром стояла торжественная тишина. Спустя долгое время сонно плеснула рыба, и снова тишь. Даже собаки не лают, и, похоже, его уже не станут искать до самого рассвета.