выдерживают.

– Тебя примут сразу, – сказал Владимир. Глаза его утратили насмешливый блеск, стали холодными. – Смекай: на северных границах империи, где находится дружественная Русь, внезапно сменился правитель… Кто он? Чего хочет? С кем будет дружить? С кем воевать? Да над этим весь императорский двор начнет ломать головы, едва узнает, что Киев пал. А мощь нашего оружия Царьград помнит: Самват, Рюрик, Аскольд, Олег, Игорь, Святослав… Да они сами пошлют спешно послов к нам! А едва ты явишься, тебя на руках и бегом отнесут к престолу!

Панас почесал в затылке, долго морщил лоб, кривил рожу. Блеск империи не прельщал, в своем огороде хлопот хватало. Спросил уныло:

– Что сказать?

– Я отпишу письмо. Но на случай потери, в дороге все может случиться, запомни наизусть: «Идут к тебе варяги на службу. Не держи их в городе, не то натворят тебе беды, как здесь: расточи их в разные стороны, а сюда не пускай ни одного». Понял? Я уже послал гонца, но то тайный, к одному человеку при дворе, а ты скажешь это самому базилевсу.

– Понял, княже, – сказал Панас, снова опуская «великий». – Двух зайцев одной стрелой? И от варягов освобождаешься, и базилевсу выказываешь дружбу.

– Умен. Быть тебе главой посольства, когда взматереешь. Императоры должны сразу увидеть, какой политики я держусь. Да не только императоры, все соседние государи. Так что завтра, как только петух прокричит, – в путь! За ночь я приготовлю охранную грамоту… в могиле отоспимся, хороших коней, охрану. Золото повезешь в кошеле, а на всякий случай в подол рубахи и в седло тебе зашьют пару рубинов да яхонтов. До рубежа проводят казаки, а там с тобой поедут трое-пятеро, кого выберешь сам.

– Да, Царьград я знаю лучше, чем Киев, – согласился боярин грустно. – Ну, ежели все, будь здоров. Мне еще надо попрощаться кое с кем…

Он пошел прочь, обернулся. Владимир выдержал прямой взгляд, спросил грубо:

– Ну, что еще?

– Это все? – спросил Панас безразличным тоном. – Мне показалось, что ты хотел передать еще что- то.

Владимир на миг смешался. Воевода в самом деле хитер, проницателен, как сквозь мясо и кости смотрит прямо в душу. Или он, Владимир, в самом деле ни разу в людях не ошибся, подобрал умных и верных, или же у него все на лбу написано?

– Ну, – сказал он с усилием, – есть и еще одно дельце… Скажешь императорам, что я хочу взять в жены их сестренку. Принцессу Анну.

Панас, дотоле невозмутимый до того, что чуть ли не засыпал на ходу, дернулся, словно его стегнули. Глаза выпучились, как у рака. Сглотнул слюну, кивнул, с трудом нашел свой голос:

– Может быть, пусть заодно и Царьград тебе передадут?

Владимир дернулся в раздражении:

– Остри свой меч, а не язык!

Панас пожал плечами:

– Так бы и сказал, что шуткуешь… Пойду досыпать, я трое суток не спал. Уже перед глазами черные мухи летают…

– В седле отоспишься, – бросил Владимир. – Если так уж слаб, тебя с двух сторон будут поддерживать, как мешок с отрубями. Тебе надо обогнать варягов, забыл? Ишь, счастливчик… Всего трое суток! Куда в тебя столько сна влезает? Я за всю осаду Киева и Роденя едва ли пару часов соснул!

Хоронили Ярополка с иереем и певчими. Он родился родянином, но умер христианином, потому Владимир не препятствовал похоронам по чужому пышному и пестрому, как петушиный хвост, обряду.

Он намеренно допустил прощаться с телом простой люд. Те держатся старой веры, так что покойный даже у самых преданных должен вызывать двоякое чувство. К тому же священник строго запретил тризну и краду, а кому это понравится? Даже уготованных в жертву голубей, ягнят и коней велел отпустить.

Но даже если князь попадет в тот чужой рай, не тоскливо ли будет среди чужих? Ни языка не знает, ни родни какой… Все чужие! А вся родня, отец и мать, дед, пращуры будут в другом арии-вирии…

В похоронах участвовала княгиня Юлия. Прекрасная и в трауре, словно изваянная из белоснежного мрамора, огромноглазая, она неслышно появлялась в тереме, из горницы внимательно следила за варварской тризной: новый князь-варвар все-таки велел устроить ее после похорон прямо во дворе.

Для простого люда столы с угощениями и хмельным медом и брагой расставили прямо на улицах. Пусть думают, сказал Тавр насмешливо, что новый князь скорбит по брату и провожает его в дальний путь к солнечному арию, где вечная весна, где его ждут доблестный Святослав, Игорь, Олег, Рюрик, Скиф, Славен, Чех, Лях, Рус, Кий… все-все его пращуры. А мы-то знаем, что новый князь празднует смерть последнего крупного ворога!

Лучшие меды и вина выставили на столы в гриднице. Там пировал сам Владимир с верхушкой дружины. Кроме воевод, здесь были простые дружинники вроде Кременя, которым поручались самые трудные дела, доверялись княжеские тайны.

Тавр выждал момент, сказал негромко:

– Но Родень-то сдался. Если бы взяли копьем, тогда бы проще…

– Ты о чем? – насторожился Владимир.

– Может быть, грю, послать особый отряд из старшей дружины? Вон Кремень возьмется сделать чисто. С Ярополком были латиняне, от них беды. Все еще чужим богам молиться склоняют!

Владимир ощутил, как кровь бросилась в голову.