вяленое и жареное. У костров прозвучал смех усталых людей.
– Может быть, упьются? – предположил Рольд с надеждой.
Ингельд покачал головой:
– Вина мало… Поскупился князь. Да и варту воевода выставил, будто все еще в чужом поле.
У костров пошли песни, многие сняли шеломы, но мечи оставались на поясах, да и доспехов никто не снимал. Князь может разгневаться, велит убираться, некогда будет собирать вещи…
– Их пять-семь тысяч, – сказал Рольд обреченно.
– И все как раз на дороге!
– Мы могли бы обойти…
Ингельд сказал язвительно:
– А что толку? Даже если ворвемся в терем конунга, ему достаточно выпрыгнуть в окно на эту сторону.
– Что будем делать, ярл?
Рольд выглядел не просто растерянным, он был раздавлен. Ингельд опустил на плечо юноши тяжелую ладонь:
– Мы в чужом краю. Надо научиться бить вовремя. Наша жизнь не обрывается сегодня.
Седоусый воевода с двумя дружинниками, что двигались за ним неотступно, обошел площадь, отдавая приказы, затем ненадолго скрылся в малом походном шатре, что для него одного поставили прямо на площади. Два ряда воинов сидели вокруг, не выпуская оружия из рук. На их обветренных лицах была угрюмая уверенность старых воинов-наемников.
– Одна половина войска пирует, – вдруг заметил Рольд, – а другая держит уши на макушке! Этот воевода – битый волк.
Он исчез, Ингельд из укрытия продолжал рассматривать русское войско на ночном привале. Рольд вернулся скоро, дыхание было хриплым, словно с глыбой на плечах пробежал от истоков Днепра до устья.
– Они расставили варту! Во всех близких улицах! По всему центру. Куда бы мы ни вышли, нас заметят.
– Проклятие!
– Ярл, неужели нам не удастся?
– Погоди, я поговорю с ними.
Ингельд вышел из тени и неспешно направился к выходу на площадь. Рольд видел, как быстро вскочили у костров, в руках появились мечи и топоры. Каждый ухватил, не глядя, широкий щит, укрыл левую сторону груди. Ноги подогнуты, лезвие меча смотрит вперед и чуть вниз – чувствуется многолетняя выучка.
– Кто вы, воины? – спросил Ингельд, и Рольд подивился умению, с каким ярл сумел вложить в голос и дружелюбие к сотоварищам по оружию, и высокомерие высокорожденного, и простое любопытство. – Вы напугали нас! Этот терем, что за моей спиной, великий конунг Вольдемар пожаловал на постой мне. Для меня он велик, я его разделил со своими соратниками. К счастью, они спят мертвецки, а то бы решили, что на них идут приступом!
Глаза его смеялись, но голос к концу стал обвиняющим. Один из воинов кивнул, ответил простуженным голосом, с трудом подбирая варяжские слова:
– Челом тебе, знатный варяг… А ты чего не спишь?
– Моя имя – Ингельд, – ответил ярл гордо. – Когда простые воины не могут уже сражаться, я – должен мочь! Когда они в изумлении смотрят на высокую стену, я показываю, как взобраться под градом стрел и камней. А когда падают от усталости и спят, кому, как не мне, сторожить их сон?
Воин хмыкнул, в глазах уважение, а в голосе издевка.
– Нам бы такого воеводу… А то сам в шатре, а нас как собак на площадь… Только что не гавкаем.
– Мне бы хотелось поговорить с ним, – бросил Ингельд.
Он видел, что воин не желает распускать язык. А что так о своем воеводе без почтения, то за насмешкой звучит скрываемая любовь.
– Ну, он уже отдыхает. Впрочем…
Он пошел не оглядываясь, а Ингельд, сделав первый шаг, краем глаза заметил, что еще двое молча поднялись и пошли сзади. Воевода в самом деле был матерым волком, а окружали его такие же вскормленные с конца копья люди.
Воевода, уже раздетый, сидел на ворохе шкур и одеял. Молодой гридень с силой разминал ему ступни. Вены вздулись синими узлами, как бывает только у людей, живущих тяжелыми переходами. Молодая девка терла ему толстую шею крапивой. Воевода был красен как вареный рак.
– Челом тебе, воевода, – сказал ярл бодро. – Тебя приветствует Ингельд, зять конунга Олафа Кровавая Секира! Ты с войском расположился прямо перед моим теремом, напугав моих людей, и расставил стражу по всем окрестным улицам, словно хочешь напасть на нас!
Лицо воеводы страшно изуродовано шрамом, что тянулся наискось с виска через бровь, развалив щеку пополам, опускался через разрубленные губы на чисто выбритый подбородок.
– Челом и тебе, – ответил он хриплым голосом. – Кто провел жизнь в походах в чужих странах, тот и дома ставит караулы. Это спасало жизни моим людям в Хазарии, в землях ясов, касогов, булгар…
– Ты воин великого Святослава? – догадался Ингельд.