Варяжко сказал громовым голосом:
– Воины для того и живут, для того рождаются, чтобы вот так со славой… Зато потом о нас… о таких, как мы, слагают песни!
Ярополк взглянул хмуро, не ответил. Отточенное гусиное перо после паузы задвигалось снова. Юлия подала тоненький голосок от окна:
– Нет, Варяжко… Не надо быть таким… кровожадным.
Воевода задохнулся, будто его ударили под дых. Глаза полезли на лоб.
– Кровожадным? Я? Княгиня, я – воин Святослава! Для меня не пустой звук в словах: честь, слава, совесть, Отчизна. Изменил ли я им когда? Есть ли пятнышко на моей совести?
Ярополк продолжал писать, ответил медленно, следя за листом пергамента:
– Негоже класть головы… в безнадежной сече. Нам свои не жаль, но о людях, что идут за нами, заботиться надо. Верх одержала дикая полунощная сила. Язычники пришли и победно сидят под стенами… Что мы можем? Погибнуть героями?
– Да, – ответил Варяжко пламенно. – Но останемся жить в песнях!
– Христос учит смирению. Или ты язычник, Варяжко?
– Как можно, – возмутился Варяжко, – я принял святое крещение, едва узнал, что тебя крестили еще в колыбели! Но Владимиру я не верю. Он настоящий язычник! Он злобен и коварен. На христиан дышит злобой, знатных режет, как цыплят. Ради своих целей он кого угодно затопчет. Хоть братьев, хоть родителей!
Юлия внезапно подала голосок:
– Ярополк, а ты не думаешь, что воевода прав? Именно так бы сделали даже в императорском дворце!
– Русь не Царьград, – возразил Ярополк устало.
– Владимир там не только бывал. Жил и воевал!
– Русь не Царьград, – снова сказал Ярополк уже с нажимом. – То, что там привычно, здесь кажется чудовищным. На Руси еще не было, чтобы брат убивал брата. Я предрекаю вам, что я останусь князем. Такова была воля отца нашего, великого Святослава. Нарушить ее не сможет даже его незаконнорожденный сын. Самое худшее, что он со мной может сделать, – это послать на княжение в дальний город подальше от Киева!
Варяжко хмуро улыбнулся:
– Если бы так! На юг – рукой подать до ромейской империи, на восток – близко дружественные печенежские орды, на запад – еще более дружественные германцы, их император Оттон…
Ярополк нахмурился:
– Не будем загадывать. Все в руках божьих!
– Все в руках божьих, – с надеждой повторили за ним Юлия и Варяжко.
– Все в наших руках, – сказал Владимир с нажимом. Он с силой потер ладонями лицо, стряхивая остатки сна. – А главное, в наших руках Ярополк и его верный пес Варяжко.
– И Юлия, – хмыкнул Тавр.
Владимир строго посмотрел на расшалившегося воеводу. Тот сделал постное лицо.
– Что Юлия… Это забава для нашей плоти. А Варяжко – противник настоящий. Я не думал, что он выживет! Мы с Олафом его изрубили на куски. Чертова ведунья… Пока меня врачевала ее дочка, она сама спасала этого…
– Как думаешь поступить с ними, княже?
– Да, – поддержал Тавра Войдан, – особенно с Юлией?
Кто-то откровенно заржал. Как с Юлией – это всем понятно. Да и с остальными, собственно, но важно услышать обрекающие слова из его уст. Чтобы именно он взял на себя грех, а они что, они – простые исполнители!
Он оглядел обращенные к нему лица. Смотрят уже внимательно, но без подобострастия. Усмешки спрятали. Он сумел приучить обращаться к нему как к равному, спорить, требовать, настаивать, смело отстаивать свое мнение. Только на людях должны обращаться к нему как к князю, выказывать почтение, а в своем кругу они – малая дружина единомышленников, повязанных одной веревочкой. Большей частью такие же изгои, как и сам их князь, они потеряют все, если ради лести или улыбки на лице князя, уже без малого великого, утаят важное, хоть и горькое слово.
– Для того сейчас и собрались. Я не хочу ничего решать без вашего совета. Вы, новгородцы, моя единственная опора! Уйдете в свой Новгород, а я останусь один на один с Ярополком и его боярством…
– Сильно поределым, – усмехнулся Тавр.
Владимир бросил на него быстрый взгляд. Тавр улыбался, но за благостным выражением проскальзывал волчий оскал. Хилому боярину явно понравилось быть мясником на бойне знатного скота.
– Поределым, – согласился Владимир, – но все же опасным. Но на место павших встанут знатные из их же родни. Эти будут полыхать злобой вдвойне. И как к сыну рабыни, и как к убивцу их кровных. Так что Ярополк скоро обрастет сторонниками. И на этот раз возьмет верх еще в Киеве.
Тавр сказал уже без улыбки:
– Удивляюсь тебе, княже! Он же лютый враг твой. Вот и поступай как с врагом.
В горнице стало тихо. Все отводили друг от друга глаза. Владимир молчал. Стойгнев сказал
