Для них это будет зрелище! Такие вопли пойдут на стенах… Спать не дадут моим вартовым, а это уже хорошо.
Иудея подхватили, поволокли с холма. Ноги уже загребали землю, пропахивая слабые борозды. Рус крикнул вдогонку:
– Только распять так, чтобы не издох сразу! Пусть пару дней помучается.
Сова покачал головой:
– Народ хлипкий. Вряд ли долго протянет. Но кишки стоит выпустить еще у живого. Чтоб их собаки тащили, а он смотрел сверху с перекладины и выл…
В молчании наблюдали, как вдали у обочины дороги выкопали яму. Место выбрали в полете стрелы от ворот града. Чтоб видели хорошо, но дотянуться не сумели. Охочие мигом притащили две сосенки, срубили ветви, меньшую прибили поперек комля большей, поставили в яму перекладиной вверх, засыпали землей, старательно насыпали в яму даже мелких камней для устойчивости, будто столбу стоять, пока не сгниет.
Сгорбленная фигурка иудея стояла на коленях. Он качался взад-вперед, стукался лбом в землю. Русы заканчивали столб, утаптывали землю. Иудея подняли, связали ноги, а веревку на руках, напротив, разрезали, распинать надо с раскинутыми руками.
Рус повернулся к Сове:
– Ты все пути к граду перекрыл?
– Мышь не проскользнет!
– Уверен?
– Голову закладываю.
– Смотри, потеряешь, – пригрозил Рус зловеще. – Если кто из града пробежит – пусть, но нельзя, чтобы туда прошла хоть одна подвода с едой.
– Мышь не проскользнет, – поклялся Сова снова. – Мои дозорные несут службу и ночью.
– Твои люди рассыпались по весям, – уличил Рус. – Грабят да насилуют. Их можно перебить, как кроликов, поодиночке. Наше счастье, что иудеи трусы и воевать не умеют вовсе.
– Здесь людей довольно…
Он умолк, смотрел на дорогу. От кучки воинов отделился мальчишка, Рус узнал Буську, тот вскочил на коня, понесся в их сторону. Конь мчался как птица, но когда взлетел на холм, дышал тяжело, поводил по сторонам налитыми кровью глазами. Буська закричал возбужденно:
– Княже! Пленный иудей молит отпустить его попрощаться с родней. У него куча детей, семья, престарелые родители. Он клянется, что вернется!
Рус засмеялся, сзади захохотал Сова.
– А мешок золота он не запросил?
– Нет, – ответил Буська растерянно.
– Зря, – сказал Рус серьезно. – Мог бы запросить. Почему нет? Обманул доверчивых дураков, сам ушел да еще и золото унес. Ха-ха! Передай, чтобы распяли повыше. Пусть собаки только пальцы отгрызут, ежели допрыгнут. А для них можно ему пузо распороть и кишки выпустить, как Сова советует. Но не все, а по одной! Чтоб псы дрались, вытаскивая все больше и больше…
Буська повернул коня, но Сова неожиданно крикнул:
– Погоди!.. Княже, а что, если в самом деле отпустить?
– Ты рехнулся?
– А ты послушай. Отпустить с условием, что кого-то доставит на свое место. Другого иудейчика. Нам же все одно, кого распять. Одним иудеем меньше: хоть мелочь, а приятно. Но тут нам будет над чем посмеяться. Все наше войско помрет от хохота!
Рус поинтересовался настороженно:
– Что придумал?
– А ты подумай, как он будет искать себе замену! Все иудеи ведь понимают, что он не вернется. Кто ж из них вернулся бы на верную смерть? Да еще на такую?
– Это понятно, – сказал Рус. – Но в чем твоя хитрость?
Сказал, и тут же понимание пришло в голову. Сова, наблюдая за князем, сказал довольно:
– Дошло? Он не сможет найти замену, а наши лишний раз увидят, какой это подлейший народ. Без чести и совести, без дружбы. У них в самом деле своя жалкая жизнь – это самое ценное. Ты можешь себе представить иудея, чтобы тот покончил с собой, смывая пятно на чести, или даже для того, чтобы не попасть в плен? Нет, каждый цепляется за свою жалкую жизнь! Идут в плен, готовы дерьмо наше есть, но только бы уцелеть!
Рус в задумчивости покачал головой. После паузы сказал Буське, который в растерянности смотрел то на него, то на грозного воеводу:
– Так и передай. Ежели до заката солнца отыщет человека, который постоит у столба заместо него, то он волен идти в град и быть там до рассвета. На рассвете, когда вернется, мы того отпустим, а его казним.
Сова заметил:
– На рассвете?