Солнце блестело и на моих плечах, таких же крутых и блестящих, как конский круп. Свернутое в трубочку одеяло уместилось в петле за седлом, солнце и свежий воздух ласково щекотали мою кожу, а спину терли жесткие, как фанера, перья ворона. Он дремал на седельном мешке, то и дело либо тычась в спину пеликаньим клювом, либо царапая крылом.
Широкая перевязь не терла кожу, хотя из-за плеча хищно смотрела рукоять тяжелого меча. На седельном крюке справа лук, слева – колчан с длинными оперенными стрелами.
В окне башни появилось бледное лицо, и я, еще не разобрав, кто смотрит, охотно вскинул мускулистую длань и красиво помахал, сам любуясь вздутыми мышцами плеча, предплечья, а когда слегка напряг, то вздулись буграми даже пласты правой половины груди, задвигались косые мышцы спины, сбоку оттопырился пласт мышц, словно крыло летучей мыши.
Рядом в окне забелело еще лицо. Уже чувствуя, что перебор, я все же растянул губы в широкой открытой улыбке человека, которому скрывать нечего. Солнечный зайчик от моих зубов побежал по каменной стене, высвечивая в щелях серый цемент и зеленый мох. Помахал еще, уже напрягая грудную клетку вовсю, на случай, если смотрят из других окон тоже, даже спину напряг, там целые горные пласты со своими ущельями, долинами и красивыми барханами горячей гладкой кожи.
– Красивая легенда, – вырвалось у меня внезапно, – красивая.
Куцелий вздрогнул, оглянулся:
– Какая легенда?
– Ну, – сказал я уже с неловкостью, сам морщась, что рушу свой варварский имидж, – которая о путешествии Мухаммада на небеса. Где в единое мгновение р-р-раз и там!.. Красиво.
Куцелий поперхнулся, его красные утомленные глазки с недоверием пробежали по моему мужественному красивому лицу героя.
– А-а… Удалось запомнить? Удивительно. Хотя понятно, тоже хотелось бы вот так сразу, а скорость этого коня не выше сорока верст в сутки… Зато сколько приключений будет по дороге!
Голос его был фальшивым. К тому же я помнил, что он лишил меня самых приятных приключений, и молодой маг, похоже, заметил, что я не забыл такой услуги, старался держаться на расстоянии.
– Да я не о скорости, – буркнул я, уже недовольный, что с языка сорвалось такое.
– И что же… – сказал Куцелий настороженно. – Как по-вашему, то было наяву или почудилось? А если почудилось, то было ли это видение, наваждение, насыл, порча или галлюцинация? А если галлюцинация, то на какой почве: голода, страха, желания… Нам в самом деле интересен взгляд человека… неиспорченного образованием!
Я отмахнулся с великолепной небрежностью героя, который не привык сушить мозги над проблемами, которые нельзя решить одним ударом меча. И даже двумя.
– Ни то, ни другое, ни третье.
Он насторожился:
– А разве может быть иное решение?
Я кивнул:
– Может.
– Какое? – Он уставился на меня круглыми блестящими глазами. – Какое?
Я сдвинул могучими плечами героя. Мышцы двигались, как морские волны, красиво переходя из состояния покоя в разные вздутости, бугры, красивые блестящие холмы, туго обтянутые здоровой кожей.
– Пока не знаю.
Он выдохнул воздух шумно, разочарованно.
– Увы, это невозможно!
– Понимаю, – сказал я нехотя. – Наверное, просто почудилось.
Снова я поймал его ускользающий взгляд. Мне показалось, что возмутился он чересчур громко, наигранно.
И хотя на самом деле я брякнул просто так, чтобы отвязаться, но теперь почудилось, что в самом деле существует и нечто иное.
В черных глазах Куцелия было странное выражение. Я снова оглядел себя. Черт, я больше похож на Хулка. Тупое такое чудовище в человечьем облике, одни глыбы мышц, мозгов – как у таракана. На пляже меня бы провожали почтительно-завидующими взглядами, да и на улице такое заметно, особенно летом.
– Держись, ворона, – сказал я негромко.
Жеребец даже не пошатнулся, когда я одним движением поднялся в седло, только когти ворона вонзились в ремень перевязи глубже, достав и мою кожу, но пернатый мудрец только проскрипел что-то во сне, но просыпаться не стал.
Жеребец переступил с ноги на ногу, приноравливаясь к тяжести. Огромный, черный, как глыба антрацита, с такими же блестящими боками, страшноватый и храпящий грозно, он то и дело косил огненным взглядом по сторонам, мечтая подраться. Хоть и рожденный в конюшне магов, но настоящий варварский конь в душе, куда варварее меня самого.
Каменный двор оставался пуст, если не считать голов в окнах. Только мы с конем и вороном на моем плече, даже Куцелий отступил на крыльцо, где в тени за нами молча наблюдал в сопровождении двух учеников старый Тертуллиус.
Двор безжалостно заливало солнце, уже начиная выжигать ночную сырь, запахи кухни. Ветерок донес