– Оставь сына в гимназии, – попросил он.

Горец не ответил, широкая борода распушилась, глаза вспыхнули грозным огнем. Не двигаясь, он испепелял взором черноволосого красивого юношу, что подходил смущенно, словно девушка, запинался и смотрел под ноги.

– Так вот как ты использовал свободное время, – прогремел горец. – Ты не мог придумать ничего лучшего!

– Отец, – сказал юный Шимон, опустив взор, – я же не к блудницам пошел.

– Лучше бы к блудницам, – бросил горец горько. – Там пачкаешь только тело, но не душу. Пойдем, расскажешь братьям, как низко ты пал…

Юноша бросил виноватый взгляд на Гургиса и Неарха, понурил голову и пошел за грозным отцом, а тот ни разу не оглянулся, спускался с холма быстро, почти бежал, словно скверна цеплялась за его ноги.

Неарх сел, Гургис беспокойно переступал с ноги на ногу, все в нем кипит, где же безмятежность философа, нельзя же так становиться на дыбки, словно молодой конь, но сердце все колотится о ребра, а грудь вздымается, словно только что вылез на берег после заплыва через морской залив.

– Ты слышал? – спросил он в великом раздражении. – И этот народ считает себя богоизбранным!

Неарх ответил медленно:

– В этом нет противоречия…

– В чем?

– В избранности их богом. Вот представь себе мелкого всеми отвергнутого бога. Ну ты же знаешь, что, помимо олимпийцев, у нас тоже много всякой мелочи, которой не только не ставим алтари и жертвенники, но даже не упоминаем…

– Ну-ну!

– И вот такой бог говорит этой кучке, что если они станут его народом, если изберут его своим богом, а другим поклоняться не будут, то он из кожи будет лезть, но сделает для них все. И вот представь себе: могучие олимпийские боги на людей посматривают равнодушно, а то и вовсе не смотрят, а этот будет заниматься людьми этого племени, помогать им, спасать их, направлять… Подумай, в хорошее время от такого божка все равно отвернулись бы, но когда находишься в плену, в рабстве, на строительстве ужасных и крайне безобразных пирамид…

Гургис подумал, сказал саркастически:

– Да, они могут себя считать богоизбранным народом. Избранным именно тем настолько уродливым божком, что он не решается даже показать свое лицо и потому велит почитать себя, как незримого. Но остальные боги – наши боги! – иудеев не избирали. Наши боги вообще на них смотрят, как на грязь под ногами.

Неарх посмотрел на него с некоторым удивлением, но кивнул, сказал задумчиво:

– В целом – да, верно.

– Они же все в хлевах живут! – воскликнул Гургис зло. – Ты видел их хижины? Нет, ты видел?

Неарх благодушно отмахнулся:

– Я в такой родился. Это ты горожанин, а я успел побыть иудеем до юношества… Да, конечно, наши величественные здания с их хижинами не сравнить. Но мы их уже научили строить. К счастью, учатся быстро. Ты по себе знаешь. Редкие греки так жадно впитывают эллинскую культуру, как это делаем мы, недавние иудеи.

Гургис сказал так же напористо:

– Статуи, картины, здания – безусловно, признак культуры. Но не в меньшей степени это касается и литературы. Более того, литература – самое высшее выражение культуры народа. Греки дали миру замечательную литературу! Это обеспечило им самое высокое место среди всех культурных народов. А что дали эти узколобые фанатики?

Неарх помыслил, подвигал складками на лбу, в глазах мелькнула смешинка, но вслух сказал:

– Кое-что дали, но… продолжай.

– Эллинистическая культура, – Гургис говорил несколько агрессивно, ему показалось, что Неарх не согласен или недостаточно согласен, – состоит из двух потоков греческой цивилизации. Один из этих потоков – греческое искусство, архитектура, наука и философия. Вторым – греческий образ жизни: обычаи, этика и религия. Согласен?

– Пока да. Продолжай.

– Ах, «пока»! Ладно, фарисеи, резко выступающие против эллинизма и отвергающие греческие обычаи и этику, в то же время довольно жадно заимствуют греческое искусство и философию. В свою очередь, саддукеи, которые перенимают греческие обычаи и этику, отвергают эллинское искусство и философию. Пока верно?

– Это бесспорно. Давай ближе к выводам, а то говоришь со мной, как с одним из своих учеников.

– Прости. Вывод таков, что, кто бы из них ни победил, эллинизация будет идти, как идет. Через два-три поколения здесь не найдут человека, который говорил бы на арамейском или на иврите. К счастью, иудеи очень восприимчивый к прекрасному народ, в отличие от пелазгов или аоров, которых греки тоже переварили, хоть и с большим трудом.

Неарх сказал благодушно:

– Да-да, мы очень восприимчивый к прекрасному народ, потому и среди греков мы стали самыми лучшими из греков.

Гургис перевел дыхание, пора бы успокоиться, далекая фигурка горца по имени Мататьягу с его