— Хотя бы фуру надо привезти. И сменщика похоронить. Жаль человека! Теперь с охраной ездить будешь. Не привелось тебе отдохнуть. Но что делать? Поработай один, пока второго водителя подберем. Сам понимаешь, желающих много, да не каждого можем взять, — вздохнул человек.

— Наташка, милая моя, мне ехать надо! Не обижайся. Беда стряслась, — рассказал о случившемся. Женщина в комок сжалась:

— Володя! Не гонись ты за этими деньгами. Не приведись с тобой такое! Я не переживу. Подумай о детях. Что с ними станет? — заплакала горько.

— Я с охраной буду работать. Она вооружена. Двое их со мной. Так что не тревожься! — успокоил жену, напомнив, что его мать никуда не выезжала из города, а разбилась насмерть на гололеде.

Наташка умолкла на время. Согласилась с доводами мужа. Помогла собраться в дорогу, проводила. Но тяжесть от услышанного не давала покоя. На работе немного забылась, отвлеклась. А дома то и дело к окну подскакивала, всматривалась, вслушивалась в каждый звук. А ночью и вовсе разревелась у окна. Не услышала, как подошла к ней Аленка, обняла и спросила:

— Чего плачешь?

Наташка поделилась с дочкой. Та достала пачку сигарет:

— Закури, успокойся. Это хорошо помогает.

— Ты так думаешь? — Взяла прикуренную сигарету, затянулась дымом. Потом еще.

— Если отец сказал, что под охраной будет работать, бояться нечего. Теперь охранников всюду берут. Даже в фирмы. Неспроста это. Кому захочется терпеть убытки? А водителю с рэкетом не справиться в одиночку. Конечно, мог проехать не останавливаясь. Но рэкетиры под милицию и гаишников одеваются. В форму. Попробуй их отличи? Но с охраной не пошутишь. У них оружие. Всем приемам обучены, — говорила Аленка.

— А ты откуда знаешь? — удивилась мать.

— У нас многие мальчишки мечтают попасть в охрану. Потому ходят в секции по борьбе. Всякие там самбо, каратэ, дзю-до, ушу. Ну и рассказывают, для чего им это надо. Иногда в спортзале меж собою как сцепятся! Смотреть жутко. Как звери, никакой жалости друг к другу нет. Ладно, пацаны. Но и девчонки туда же. Меня звали в секцию на занятия. Я отказалась. Решила компьютер освоить. Противно смотреть на этот ураган жестокости. Знаешь, мам, они еще взрослыми не стали, а уже растеряли все тепло, — умолкла и только тут приметила, что мать выкурила половину сигареты и даже сама не заметила.

— Я хочу что-то рассказать тебе, — придвинулась Аленка к матери и попросила: — Только можно и мне закурить? Одну…

Наталья слегка кивнула головой, насторожилась. Аленка, закурив, заговорила тихо:

— Он мне давно нравится. С третьего класса. Я тоже думала, что это пройдет, как детское увлечение. Я так заставляла себя забыть и не замечать его. И тогда он стал мне сниться во сне. Я сама себя ругала всеми бабулиными словами, грозила себе, обзывала. Чтоб не влюбиться в него, хотела возненавидеть, но ничего не получалось. Сколько пакостей сделала ему. Высмеивала, издевалась, грубила. Он считал меня злейшим врагом. И не понимал, за что я ему устраиваю гадости, презираю? Я ночами ревела. А в школе все начинала сначала. Сказалось бабулино внушение. Я честно дралась сама с собой…

— Зачем, Аленушка? Ведь любовь — это дар жизни, самой судьбы. Не всякому известно это чувство. К чему гнать из себя светлое? Эх, дуреха моя! — поцеловала дочь и спросила: — Ты с ним целовалась?

— Ну да! С кем же еще?

— Выходит, помирились?

— Как тебе сказать честнее? Было двадцать третье февраля. Всем мальчишкам сделали подарки. А ему не хватило. Не досталось. Он стоял такой растерянный. Мне жалко стало его. Сама не знаю, как получилось. Я подошла и поцеловала, при всех. Мальчишки по сторонам враз разбежались в страхе. Думали, что голову ему откусила. Не поверили своим глазам. И спрашивают: «Женька! У тебя все на месте? Ты целый? Иль отхватила чего-нибудь?» А он улыбается. Такой счастливый, словно ему все подарки разом отдали. И сказал мальчишкам: «Эх, вы, олухи! А я самый лучший подарок получил. Жаль, что короткий!» И так на меня посмотрел, я этот взгляд его всегда буду помнить. Он все слова заменил. За все мои зареванные ночи, за все сомнения и муки, все слова бабули из памяти выбил. И мне впервые в жизни стало жутко стыдно. Я выскочила из класса. За мной — девчонки. Меня трясет. Ведь сколько лет его мучила. А они по- своему поняли. Мол, чего трясешься? Подумаешь, чмокнула пацана! Мы уже трахаемся давно. И не дрожим. А это — плевок! Успокойся! Первый шаг сделан! Давай не робей! А то так и засохнешь в целках! Я от них ушла. Но все уроки чувствовала, как Женька смотрит на меня. Когда выходила отвечать к доске, видела его глаза. А на Восьмое марта он сразил всех. Принес цветы, целый букет роз. Мне одной. В нем была маленькая записка: «Я люблю тебя!» Он сам, конечно, не решился б. Но пацаны подзудели: «Эй, Женька, слабак! Ссышь девки! Даже поцеловать «метелку» не можешь? Что за мужик? Всех нас подводишь! Разве всухую дарят розы? Воспользуйся случаем!» И он поцеловал. Тоже при всех. Коротко. Но тут же отскочил. Думал, дам по морде. Я с места не сдвинулась. А пацаны орали: «Женька! Повтори! Чувихе понравилось!» Но он не рискнул. Да и я уже взяла себя в руки. В этот день у нас было всего три урока. Мы всем классом вывалились на улицу. Я оглянулась. Женька стоял рядом. Он взял мой портфель. И пошел проводить. Нам вдогонку смеялись мальчишки. А он не слышал. Я лишь на полпути про Маринку вспомнила. Мы вернулись за нею. Он взял и Маринкин портфель. Проводил до самой калитки. Но бабуля увидела. Погналась за ним с кочергой. Теперь ее нет. Я еще сильней люблю Женьку. Можно он будет провожать меня? — глянула умоляюще.

— Нет!

— Почему? Ведь между нами ничего плохого не случится! Я обещаю тебе! — дрогнул голос девчонки.

— Только провожать — не разрешу. Пусть приходит к тебе домой! Дружите! Не прячась в кустах и за забором. Друзей не надо стыдиться и прятать от семьи. Или ты не уверена в себе?

— А если отец его увидит?

— Аленушка! Он очень добрый и умный. Он все поймет. Это хорошо, что ты сумеешь дружить со своим мальчишкой наперекор всему классу Сохрани дружбу чистой. Не спеши, присмотрись к нему. У вас будет обоюдная возможность. Пусть Женя приходит к тебе и на каникулах, и летом.

— Мам! А завтра можно ему прийти?

— Так воскресенье! Ты в школу не пойдешь Иль забыла?

— У него есть телефон. Я могу пригласить, если разрешишь? — спросила тихо.

— Зови! — согласилась Наталья и приметил на улице знакомую фуру. Обрадовалась. Указал дочери: — Смотри, отец едет!

— Эх, а я думала, сегодня с Женькой увижусь, — вздохнула дочь.

— Твои планы не будут сломаны! — пообещала Наталья и пошла открывать двери.

Владимир вошел хмурый. Разделся. И на во просительный взгляд жены ответил:

— Привез сменщика. Смотреть жутко. Издевались гады над человеком. Эх, попадись они мне в руки — монтировкой всех угробил бы. В фирм переполох. Сказали пару дней отдыхать, покуда похоронят. Там снова в путь. Опять в Германии потом в Польшу. Но, может, до этого времени под берут напарника? Правда, слушок уже прошел, шоферы не решаются, не спешат к нам. Те, кто хотели устроиться, разбежались. Испугались люди. С месяц понадобится, чтоб все улеглось. А може и больше. Кто знает, сколько одному придется вкалывать?

— А охрану дали?

— Когда с грузом поеду, конечно, дадут. Уж познакомился с ними. Хорошие, крепкие мужики Из крутых. Морды в лобовое стекло не помещаются. Головы бритые. Все в коже, в защитных очках Ну, я не поверил, что ко мне закрепили. Одеть не по-дорожному. Вот и ляпнул, что наша работа иную одежку требует. Чего вырядились, ровно на дискотеку? С рэкетом махаться, это вам не в кабаке с бабьем флиртовать. Они оглядели меня молча, усмехнулись, ничего не ответили. А тут, как на грех, наш автослесарь подвыпил и к начальнику попер. Хотел права качнуть, почему ему премию не платят. Секретарша не пускает. Он ее матом обложил и нахрапом в двери. Тут один из этих бритых как саданул слесаря, тот родною жопой двери в коридор открыл и по коридору до самого конца юзом катился. Я охренел. А тот бритый даже не оглянулся. Спокойно так закурил, извинился перед секретаршей за шумок и свинячьего выродка — слесаря. И сказал мне: «Ты, дядя, с выводами не спеши. Сегодня сам поедешь. Порожний никому не нужен. А и покойника у тебя никто не стыздит. Его ни пропить, ни продать некому. Не в ходу пока такой груз. Сам и туда, и обратно