смыслили. От них пахло дорогими духами и дешевым содержанием. О! Как щебетали они о картинах Рериха! Вот только ни одной из них не видели и в глаза! Эти дамы названивали ему домой, приглашая на дни рождения и на вечеринки. Лешка иногда соглашался. Но чаще предпочитал другое. Переодевшись в джинсовый костюм, надев черные очки, шел к мосту. Туда, где вечером собирались сучонки всех возрастов, расцветок и веса. Там его никто не знал как художника. Да и скажи — не проявили б интереса. Там ждали мужчин, клиентов, способных платить. Увидев направляющегося к ним мужика, сучонки оживали, бросались к нему сворой. Выбирай любую. Хоть всех сразу! Не важно, сколько осилишь, лишь бы заплатил.
Леха выбирал одну из них. Он не любил скороспелок, не дозревших до совершеннолетия, и потому предпочитал бабенок от восемнадцати до двадцати двух, с тугим круглым задом, с торчащими, как яблоки, грудями, в меру трезвых. Сняв такую, вел в гостиницу и отводил душу до самого утра. На рассвете расставались, даже, не знакомясь. Зачем? Ведь оба остались довольны, чего еще желать? Зато без лжи и кривляний, без манерности и напускной влюбленности. Никто не лез в душу с глупыми вопросами.
Этих женщин Леха обожал. Они были просты, послушны и бесхитростны, ни на что не претендовали. Он никогда не торговался с ними и не обидел ни одну. Он был в меру ласков и требователен, кормил каждую, но не поил и не встречался ни с одной во второй раз.
Случалось какой-нибудь из этих женщин уснуть до утра на диване в мастерской. Лешка, пользуясь моментом, делал карандашные зарисовки. Потом переносил их на холст. Как восторгались этими картинами новые русские, пожилые коммерсанты, бизнесмены. Они платили за них большие деньги. И уносили, вспотев от счастья. Куда они потом девали их? Конечно, подальше от тещиных и детских, от глаз жены. Но именно эти картины пользовались особым спросом у мужчин.
Леха продавал их, нисколько не жалея. Если бы берег, в квартире и мастерской уже не осталось бы свободного куска стены. Он привык к такой жизни и ни за что не хотел менять свой уклад. Да и зачем? У него имелось все. Ни о какой семье он не мечтал, жил вольно и бездумно, без нужды и потрясений.
С тех пор прошли месяцы. И в канун Нового года пригласили Леху в теплую компанию. На мальчишник, в ресторан, уютный и маленький, с хорошей кухней, где после полуночи можно было увидеть стриптиз.
— Девки там, скажу тебе, классные! Если по кайфу — заклеить можно в натуре. Было бы чем платить. Место прикольное. Все не отходя от кассы. Мы — без бабья. Надо отдохнуть. Давай с нами, не пожалеешь. Ты ж творческая натура, наберешься новых впечатлений. Глотнем кислорода!
И Леха согласился.
В полутемном зале ресторана уже сверкала огнями украшенная елка. Тихо играла музыка. На столах вместо светильников — совсем по-домашнему, горели свечи, отражаясь звездами в глазах и в лицах.
За столами люди тихо переговариваются. Разбились на компании, изредка оглядываются на окружающих.
Лешка сел за стол. Разговор сразу завертелся вокруг предстоящих праздников. Мужчины, посмеиваясь, строили планы:
— Я от своей кикиморы на дачу смоюсь. Так надоели ее подруги, болтовня.
— А я на охоту, на зайцев.
— Может, на зайчих?
— Нет их возле меня. Сплошные пенсионеры.
— А ты отсюда прихвати с собой.
— Нет! Ну их на хрен! Заразы боюсь. Потом горя не оберешься.
Леха молчал, слушал. И вдруг почувствовал, как его тронули за плечо. Оглянулся. Официантка держала в руке красную розу:
— Вам просили передать.
— Кто? — огляделся Лешка. Но ни одного знакомого женского лица не увидел. — Вероятно, ошиблись, — оглянулся на официантку. Та пожала плечами.
— Ну, счастливчик! Ты нигде не пропадешь! Бабы сами тебе цветы дарят! Да еще не без намека! Красная роза — признанье в любви. Везучий черт! — позавидовали громко.
Лешка поставил розу в вазу на столе. Ему очень хотелось увидеть, кто же ее послал? Он стал внимательно рассматривать женщин за соседними столиками. Но нет, и они не обращали на него никакого внимания.
И только тех, за угловыми столами, не мог рассмотреть. Далеко и темновато, — отвернулся человек, и в это время небольшой оркестр заиграл веселую мелодию. Люди из-за столов вышли. Многим захотелось потанцевать возле готовой елки.
— Можно вас пригласить? — подошел Лешка к молодой женщине, надеясь, что это она передала для него розу.
— Отвали! Я не танцую. Я чуваков клею! Не возникай тут! — услышал в ответ внезапное и вернулся к столу. Вскоре к нему подошла официантка, подала записку: «Я за угловым столиком. Пригласи на следующий танец…»
— Ну и везет тебе, Лешка! Бабы в покое не оставят. Липнут, как мухи на мед. Откуда знают, что ты холостяк?
— Не в том суть. Его, будь женатым, друг у дружки отбивали б. Он смолоду был любимчиком бабьего рода. Есть в нем что-то особое, притягательное. Может, запах течки? — хохотали мужики. Лешке и обидеться стало некогда. Оркестр заиграл новую мелодию, и он поспешил к угловому столику.
Навстречу ему тут же встала миниатюрная женщина — в маске, белокурых кудряшках.
Оркестр фальшиво играл «Вишневый сад».
— Здравствуй, Алексей! — услышал знакомый голос, опередивший его вопрос.
— Светлана? — приостановился на миг.
— Я! А разве не могу потанцевать с другом юности? Ведь сколько лет не виделись? Ты даже не изменился. Все такой же. Годы не коснулись, не состарили, словно только вчера с тобой расстались. Ни сединки, ни морщинки в лице. Видно, легко, бездумно живешь, ни о чем не заботишься? Семья, дети есть?
— Нет никого, — попытался разглядеть лицо, но мешала маска.
— Где ты пропадал?
— В Сибири жил. На Урале. Там закончил институт. С увлечением молодости все порвано навсегда.
— С каким?
— С музыкой…
— А я-то подумала, что раздражен моей назойливостью. Не сочти такой. Просто иногда хочется отдохнуть, отвлечься от будничного быта. Не часто такое удается. А тут тебя увидела. Захотелось поболтать, если ты не против?
— Я повзрослел, возмужал, но не озверел!
— Следующий танец тоже мой! — попросила или потребовала. Лешка согласился.
— Леш, клеится баба. Но мы договорились на стриптиз! Отшей эту! Тут молодки будут. Задницы, как орех, так и просятся на грех! А эта коза уже потрепанная. Плюнь! Ну ее на хрен! Мы от своих таких же сорвались. Давай молодость вспомним! — предлагали мужики. Но он пошел пригласить ее на танец. Ведь обещал…
— Я не помешала твоим планам на этот вечер?
— Да их, собственно, и нет. Я, как всегда, сам себе хозяин.
— Завидую тебе! Мне б твою надежность и упрямство! Может, не было б в жизни ошибок! — дрогнул голос-колокольчик. У Лешки что-то внутри заныло, но он сумел сдержать себя и спросил:
— Что-то по тебе не видно, что жизнь наказывала или била. Все такая же веселая, нарядная?
— Надо держаться. Хоть из последних сил.
— Ты несчастна?
— Не совсем так. У меня семья. Муж и сын…
— Ты любишь их?
— Конечно.
— А как же понять красную розу? Ведь ты ее передала?
— Лешка! Любовь к семье, это совсем другое. Вроде обязательства, от какого не уйти. Оно что хомут