— Если б ты любил, она жила бы! Уходят, когда жить не для кого! Ненужной стала! — упрекала бабка.
— Ладно. Я — говно! А дочь? — взвыл мужик в голос.
— Живою надо было дорожить. Теперь чего скулишь? Когда имел — не берег. Потерямши — голосишь. Ты не первый такой! И не последний!
— Что ж делать нам теперь? Как жить? — уронил голову Сергей.
— А как еще? Смотреть буду детёнка, сколько сил хватит. Но и ты подмогать станешь. Без мамки тяжко, да куда деваться? Своя, родная кровинка! — вздыхала бабка.
Дочку привезли на девятый день, когда Сергей, помянув покойную, впервые после смерти жены взялся за уборку дома. Он мыл полы, закатав штаны до колен, когда под окном дома затормозила неотложка. Двое врачей в белых халатах внесли в дом спящую дочь. Они долго объясняли Сергею, как кормить, купать, прогуливать дочку.
— Бабка ею займется. Мне работать надо, чтоб их прокормить! — оборвал резко. Врачи поспешили уйти, забыв попрощаться. Сергей их не благодарил, считая искренне всех медиков роддома виновными в смерти Насти. Он не понимал, что такое обширный абсцесс, из-за чего жена потеряла много крови, о давлении и сердечной недостаточности не слышал никогда. Ему некогда было болеть, а чужие хвори не интересовали. Он был уверен, что врачи «запоролись» с родами Насти, но ни под каким нажимом в том не признаются.
Серега положил дочку на постель, домыл полы. И только собрался пойти к бабке, как она сама заявилась к нему с полной сумкой пузырьков, сосок, пеленок, клеенок, распашонок.
— Зачем столько барахла? — изумился мужик.
— Ты что? Надоть вдесятеро больше! Подгузники и одеяла, горшок и пинетки, чепчики и ползунки! — У Сергея отвисла челюсть. — Все купить надо! Кроватку и коляску, манежик и ходунки!
Нынешних детей растят в культуре! — говорила бабка.
— Где я все это возьму? — растерялся Серега.
— Тьфу на тебя, хорек лядащий! Скряга! То для Насти жадничал, теперь и для ребенка зажимаешь? Да разве ты отец? — возмутилась старуха.
Сергей подскочил, как ужаленный:
— Я для Насти жалел? Ах ты, старая лохань! Она у тебя в заморышах жила! Я ей все купил! Глянь! Дом что дворец! Все приволок! Жила королевой! У тебя такое во сне не видела! — заорал мужик, решивший выгнать старую из дома, но в это время закричала разбуженная дочь, и мужик враз понял, сам с дитем не сладит.
Два месяца исполнилось Наташке, а Сергею показалось, что прошли годы. Он не высыпался. Забыл, когда в последний раз был в бане. Едва прибегал с работы, подменял сбившуюся с ног бабку. Грел молоко, стирал пеленки, кормил Наташку, потом выносил во двор подышать свежим воздухом, затем купал, баюкал, напевая такое, что проснувшаяся бабка крестилась на иконы и торопливо отбирала ребенка, стыдя Сергея злым шепотом. Он не знал приличных песен, а колыбельных не слышал никогда. Он радовался, что старуха дала хоть малую передышку, и валился в постель чурбаком.
Сколько он спал? На ноги его поднимал крик ребенка.
— Сбегай за молоком! — посылала бабка. Шесть утра… Самый сон! Мужик проклинал свою жизнь и, цепляясь за заборы, шел к соседям за молоком.
Детский крик стоял в ушах и преследовал его повсюду.
«Нет, не доживу, пока она вырастет», — говорил сам себе. И однажды не добудившаяся его бабка сама пошла за молоком к соседям. Поскользнулась на гололеде, сломала ногу, ее увезли в больницу, и мужик остался один на один с дочкой.
Три дня крутился, как белка в колесе. А на четвертый — сдали силы. Свалился. Проснулся от того, что кто-то трясет за плечо, требуя проснуться. Открыл глаза. Тонька… Та самая… Диспетчер с работы. Стоит и хохочет:
— Укатали сивку крутые горки! Ладно! Давай помогу! Вдовец! — Постирала пеленки, накормила Наташку. И, оглядев, сказала: — А знаешь, она рахитка! Лечить надо! Посмотри, какой у нее живот, а ножки — тонкие, слабые и худые! Она еще долго будет орать…
Сергей и вовсе приуныл. Он с ужасом думал, сколько пролежит в больнице бабка? Если еще с неделю, то не только самому, Наташке на молоко не будет.
— Эх, Сергунька! Жаль мне тебя! Такой мужик пропадает! Ну как ты ее вырастишь сам? Сдай в дом малютки хотя бы на время! Ведь без жены не справишься! — сказала тихо.
— А и верно! — обрадовался мужик и предложил торопливо: — Когда развяжусь, перейдешь ко мне жить?
— Подумаю! — кокетничала Тонька.
В эту ночь она осталась с ним. И Сергей, впервые за все время, не обращал внимания на крики дочери. Он устал от нее. А под утро Тонька предложила:
— Чем тебе возиться с документами, оно ведь только на оформление уйдет с месяц, а там — бабка выйдет, стыдить, отговаривать начнет. Не лучше ли подкинуть ее в дом малютки? Так многие нынче делают, чтобы не мучиться. Положат на крыльцо, к двери, а сами уходят. Ребенка, конечно, возьмут
туда. И вырастят. Если захочешь потом, лет через пять, заберем ее оттуда! — предложила Сергею.
— Подкинуть? Хорошо, если возьмут. А коли начнут искать и найдут меня? Правда, я ее документы пока не успел оформить. Все некогда было.
— Тем более…
— А бабка? Что ей скажу?
— Она рада будет. Да и ты скажешь, мол, новая семья! Хочешь, забирай! Но растить сама будешь. Так и скажи.
Серега смотрел на дочь смятенно. С этой крохой он промучился немногим более двух месяцев и выдохся. Теперь, когда не стало бабки, понял, что вконец обессилел и не потянет дальше непосильную лямку вдовца. Он выложил на дочку много денег. Сбереженья таяли на глазах. А ведь Наташка была совсем маленькой. Что ж будет дальше? Серега любил копить, но не платить. Отдавая деньги — страдал. Он считал, он даже был уверен, что ему они достаются труднее всех.
— В конце концов, это твой ребенок, и ты распоряжаешься ею. Какое право имеет бабка указывать тебе? Она вон свалилась и отлеживается в больнице, а ты мучайся. Хотя тебе и тридцати лет нет. Жизни не видел. Это ее внучка принесла тебе горе! Было б хорошо с нею, не прибегал бы ко мне! Разве не так? — обняла Сергея Тонька. Тот, соскучившись по бабам, соглашался со всеми доводами. Ему так нравилось, когда его жалели. Он готов был слушать Тоньку до бесконечности.
— Тоня! Ты одна на свете всегда понимала меня! Не уходи! — уговаривал Сергей.
— Мне на работу пора! А и у тебя отпуск заканчивается! Так что думай, «мать кормящая», как дальше жить станешь? — сказала у двери.
— Я придумаю. Приходи вечером! — попросил Серега, вздрогнув от резкого крика дочери.
Вечером она действительно пришла и спросила прямо от порога:
— Ну! Придумал? Решился? Иль будешь прокисать в папашах-одиночках?
— Да хватит с меня! Надо сдать в дом малютки. Должны же там меня понять. Не бесконечен я. А и будет ли лучше, коль мы с Наткой загнемся с голода? Когда подрастет, я ей объясню все, она поймет меня.
— Ну, вот и правильно. Не медли, коль надумал. Чего тянуть? Пора развязывать этот узел, — торопила Сергея.
— Да я и не знаю, где этот дом малютки? — признался мужик.
— Тебя, может, на такси туда отвезти? — язвила Тонька.
— Да пойми ж ты! Я мужик! Выйду один с орущим ребенком. У меня на нее документов нет. Меня любой мент остановит.
— Тюфяк! Слюнтяй! — повернула к двери баба.
— Тоня! Не бросай! — взмолился Сергей.
