давно забыл, когда в последний раз готовил чай. И теперь мучительно вспоминал, где у него заварка, сахар? Да и имеются ли они вообще?

Женщина поняла, что ждать ей придется долго.

И спросила тихо:

— Один живешь?

— Не совсем. Собаку имею! — попытался отшутиться.

— Давно сиротствуешь?

— Всю жизнь! Сколько себя помню! — уже без смеха ответил хозяин.

— Оно и видно. Давай помогу в доме прибрать. Может, хоть за это на ночь оставишь…

— Тебе некуда идти? Но и я не смогу оставить дольше утра, — сказал, как выстрелил.

— И на том спасибо. Все ж не на улице, — услышал в ответ.

— Тебя выгнали?

— Сама ушла. Мужа застала со Стешкой.

— Выгнала б! Надавала б в бока!

— Кому? Она моя сестра, кровная! А и его не посмела. Сердцу не прикажешь. Выходит, мне не место там. Лишней стала.

— Сколько прожила с мужем?

— Пять лет. Все детей хотел. Да не получилось.

— Сколько ж самой? — подошел Сергей поближе.

— Двадцать пять…

Мужик ахнул. На вид она выглядела много старше.

— Каждый день бил хуже собаки. Никакой жизни не видела. Давно б ушла, да некуда было. Хотела руки на себя наложить. Врачи помешали, откачали, как назло.

— Ох и дура! Свет клином ни на одном мужике не сошелся! Оглядеться надо, бабонька! — выпятил грудь Сергей.

— И кого увижу? Тебя? До утра потерпишь меня в этом углу. А дальше как? И другие не лучше, — отмахнулась устало.

— Что ж у тебя никого больше нет? Ни подруг, ни знакомых, ни родителей?

— Кроме Стешки никого. Мы с ней детдомовские. Где родители и кто они — ничего не знаем. Оно и лучше. Зато ругать некого, что на свет пустили.

— А ты работала? — перебил Сергей.

— Конечно. На овощной базе — рабочей. Зато Стешку на швею выучила. Не чертоломит, как я.

— Она ж мужика у тебя отбила!

— Ну и черт с ним! Хорошо, хоть не на сторону сбежал, в семье остался. Вот только б не колотил Стешку, как меня. Она слабая, не выдержит.

— Ох и глупая! Нашла кого жалеть, сучку!

— Она — единственная родная кровинка! Как мне не думать о ней? Боюсь, тяжко ей придется теперь, а и оставаться с ними не могла.

— Ладно! Живи здесь, покуда лучшее приглядишь. Но ко мне не прикипайся. Я вольный. Ничьей глотки не потерплю. Коли начнешь хвост распускать, тут же вышвырну пинком. Поняла? — кинул бабе в угол замызганное одеяло, сам, раздосадованный, завалился на кровать, ругая себя последними словами: «Ведь вот приютил, а спать одному приходится. Она — несчастная! Не курит и не пьет. Мужиков не признает. На кой черт позвал к себе именно ее? Вот не повезло. Баба в доме, а ночь впустую! Кому признайся — высмеют иль не поверят! Ну да хрен с ней, может, завтра уйдет насовсем. Коли нет, найду повод, как избавиться», — решил Серега и уснул.

Утром он не сразу вспомнил о бабе. Та спала, свернувшись в клубок возле печки.

«Разбудить? А куда ей деваться? Пусть спит. Пока вернусь, ее уже не будет. И забудем друг друга, хотя вспомнить нечего», — шагнул Серега через порог.

 Вернулся он поздно. И действительно напрочь забыл о женщине, какую приютил в доме. Он шагнул во двор привычно и только тут увидел свет в окнах. Удивился, заторопился в дом,

Женщина, успев прибрать в доме, затопила печь, варила картошку, кипятила чайник. На столе в чистых мисках нарезанные огурцы, помидоры, хлеб. Сереге даже не поверилось:

— Ты еще здесь? — чуть не выронил бутылку пива.

— Радуйся, хозяин. Я все ж пол вымыла. А ты, коль не меня, хоть свой дом уважь, — указала на грязные ботинки. Серега сконфузился, вышел в коридор, вернулся босиком, не хотел показываться в рваных носках.

— Давно вернулась? — спросил бабу.

— После работы враз. Ты ж разрешил пожить, — напомнила тихо.

Мужик лишь головой качал. Сегодня он не встретил по пути подходящую бабенку, потому вернулся один. А если б нашел? Как объяснил бы ей проживание этой?

— Садись к столу. Давай поужинаем, — услышал негромкое.

— Как хоть зовут тебя? — спросил бабу.

— Люба…

— Вот это да! Сама любовь ко мне пожаловала, а я ни сном, ни духом, — присел к столу. — Ну, только врубись! Ни на какую похлебку и постирушку не променяю свою волю! Навек, до самого погоста, в холостяках застрял. И ежели вздумала меня схомутать, ни хрена у тебя не выйдет! Так и заруби у себя где хочешь. Поняла? — глянул на бабу искоса.

— Не боись! Не нужен мне мужик! Нажилась в замужестве до тошнотиков. Нынче колом в жены не загонишь. Все вы одинаковы! А потому, никому нет веры моей, — усмехалась Люба, поставив перед Серегой хлеб.

Мужик ел молча. Давно отвык от чужого внимания и заботы. Потому непривычно дергался от поданной ложки, стакана чая.

Он диковато озирался на бабу, какая даже не пыталась привлечь его внимание к себе, как к женщине. Люба быстро поела, убрала со стола, взялась за стирку. Баба не пыталась вызвать Серегу на разговор. И на его вопросы отвечала скупо, коротко.

«Совсем замороченная!» — подумал мужик о Любе и, вопреки недавнему желанию сходить в парк, подышать воздухом, завалился на кровать, обдумывая свое смешное нынешнее положение.

Серега и раньше жил не лучше. Оставшись совсем один после смерти матери, он вскоре женился. Тогда ему едва исполнилось восемнадцать лет. Ей — двадцать пять. Щекастая, большегрудая девка занимала собой половину дома. Проскочить мимо нее в двери, не помяв ребра, Сереге не удавалось. То в сиськах запутается, то в ее заднице застрянет, то в подмышке заблудится, и Верка, вытащив его полуживого, всегда называла мужа задохликом, мышонком, зябликом.

Она была полнокровной деревенской девахой и с состраданием смотрела на Серегу. Нет, Верка не любила его. Просто пришла ее пора стать бабой. В деревне таких — хоть косой коси. А вот парней недоставало. Те, какие были, возвращались из армии уже с женами, либо уходили в город — там создавали семьи. Те, какие оставались в деревне, выбирали девок с хорошим приданым. У Верки ничего особого не имелось, и женихи со сватами проходили мимо их подворья, потому засиделась в старых девах. Таких в деревне тоже хватало. И уж совсем было забросила мечту о замужестве, как под вечер к ней нагрянули сваты.

Когда Верка впервые увидела Серегу, ей стало и смешно, и горько.

— Не-е! За такого — ни в жисть! У него сопли до колен! Сам совсем зеленый! Пока дозреет до мужика, я вовсе состарюсь, а он по соседкам блукать будет.

— Это хорошо, что он слабей тебя! В руках сумеешь удержать. Да и слушаться станет. Поначалу от страха, потом слюбитесь. Дети и не такое сглаживали. К тому ж у него дом в городе, хозяйкой в нем станешь. Соглашайся, дура! Другого не будет! Радуйся хоть этому! Ты — не единственная в свете. Откажешь, пойдем к соседям. У них — двое переспели. Не то любую, обеих отдадут. И ковыряться не станут. А ты останешься одна, как муха на куче! В своей деревне твои ровесники все женатые. Ждать уже некого. Соглашайся. Вначале стерпитесь, потом слюбитесь. Все так живем, — уговаривали сваты.

Сергей, увидев Верку, весь съежился. Ему сразу стало холодно. Захотелось поскорей уйти отсюда,