Знакомого ищу.

Со спичками? — хмыкнул мужик.

Приходится. Кое-что сказать хочу.

Кому? Мне? Но я тебя не знаю. Ищи своего знакомого в другом месте.

Зачем? Я уже нашел!

Меня? Ты ошибся!

Нет! На этот раз — в точку! — рассмеялся Толик и сказал тихо: — Давай отойдем немного, без шороха. Слышь, дядя! Трепыхаться не стоит.

Ты что, пацан, офонарел? Ты меня явно с кем- то спутал!

Вот и выясним!

Человек отшатнулся, сделал шаг в сторону. Толик преградил путь.

У меня нет денег. Зря стараешься!

Я не налетчик! Трясти на башли не собираюсь. У меня к тебе разговор есть. Ты понял?

Человек терял терпение. Вот он вырвал руку из кармана, резко взмахнул. Пузырь успел перехватить, закрутил руку за спину.

Зинка! Сюда пыли! — повернул мужика лицом к

свету.

Он к вам приставал? — спросил девчонку.

Он! Я его запомнила.

Что надо вам, гадье? — пытался вырваться мужик.

А ты ее не узнаешь?

Впервые вижу…

А возле магазина приставал к Антошке! Забыл уже? — потеряла Зинка страх.

Иди ты…

К человеку шпана пристала! Гляньте! Двое к одному прицепились! — остановилась баба в двух шагах от Толика. Она хотела позвонить и не решалась подойти к будке.

Мы не грабим и не убиваем! Идите куда надо! — успокоила бабу Зинка.

Привязались сопляки! — повысил голос мужик.

А ну, ответь, падла, куда дел нашего Антона?! — закрутил руку повыше Толик.

Отпустите человека! Не то вызову милицию! — пригрозила баба.

Пузырь чуть ослабил руку. Человек мигом вырвался и бросился бежать. Толик за ним. Эти места он знал хорошо. И бежал, не глядя под ноги. Нагнав, сбил с ног. Тут, на выезде из города, никто не мог помешать разборке. Пузырь уже не сомневался. Именно голубые носили в мочке уха маленькую, похожую на пуговку, металлическую сережку. Она была особой меткой, по какой голубые легко, издалека и повсюду узнавали друг друга

Где Антон? Колись, падла, пока не расписал! — приставил к горлу перочинный нож.

Не знаю никакого Антона…

Ты, сука, приставал к нему! Ты шел следом, чтоб узнать, где живет! Ты его увел с базара! — ударил под дых.

Не знаю никого! — прохрипел мужик.

Я предупредил тебя! — взмахнул коротко. Ударил свинчаткой в висок.

Бандиты! — пытался кричать мужик, но сознанье отказало.

А может он не виноват? А вдруг кто другой увел Антошку? — подала голос Зинка.

Молчи, слепая дура! Смотри сюда! Иль не узнаешь? — указал на шею мужика.

Зинка вскрикнула, увидев на чужом человеке крест, какой был у Антона. В нем не было ничего особого, но маленькие бриллианты, вкрапленные в него, светились даже в темноте. Ни у кого другого не видел Толик ничего подобного. Заметил тот крест и Чирий, но не снял с пацана. Не осмелился, не решился. В доме Дикой Кошки даже в голову такое не пришло никому.

Выходит, он убил Антона? Ведь пацан не мог снять крест через голову. Башка была слишком большой, а цепочка без замка. Он даже мылся с ним! — вспомнила Зинка и заплакала.

Заткнись! Я этого хмыря придержу. А ты сбегай вон в тот дом, в подвал! Крикни Банана. И сюда ко мне пришли! Да живей! — прикрикнул на девчонку.

Через пяток минут орава парней выскочила из подвала, помчалась на помощь к Пузырю.

Костю надо! Пусть лягавый колет падлу! — предложил кто-то из парней.

Я не колоть его, размажу гада! Сам! Своими руками! — бил мужика по щекам, приводя в сознание. Тот, открыв глаза, увидел парней, наблюдавших за каждым движением. Понял, вырваться, сбежать не сможет.

Задавлю падлу на Антошкином кресте! — пообещал Толик глухо, и мужик понял, чем он выдал самого себя.

Уходи, Зинка! Теперь ты не нужна! Беги домой без оглядки. Шустрей! Никто тебя не тронет! — поторопил девчонку Пузырь. Той не стоило повторять.

Где Антон? — тряхнули мужика жесткие руки.

Теперь уж все! Опоздали бандюги! Песня спета! — ответил, понимая, что живым ему не уйти.

Колись, пидер! — не выдержал кто-то из ребят, ткнул кулаком в бок так, что искры из глаз посыпались.

Где Антон?

Вон там! — указал глазами в черное небо.

Где урыл?

Тебе не надыбать. И никому! Ему там спокойнее…

Он еще изголяется, козел! Дай я его достану! — протискивался плечистый, рослый парень, сжимая в громадные кулаки волосатые руки. Вот он схватил в горсть все лицо мужика. Сдавил его. Адская боль сковала панцирем.

Колись! Где Антон? На куски пустим! — услышал в самое ухо.

На пустыре он. Там теперь засранец!

Зачем убил его?

Орал много и кусался как собака!

Чего ж не отпустил его?

Человек молчал, но когда ему двинули в пах коленом, взмолился:

Не мог иначе. Он все равно откинулся б! Слабак оказался. Не выдержал меня.

Когда убил?

Давно. Позавчера. Он долго ныл. Все звал кого-то по именам. И я не выдержал. Он жаловался им на меня, просил отплатить, а я не верил, что у него есть кто-то, кроме той паршивой девчонки, с какою побирался. Я смеялся, а он грозил мне. Он — сопляк, обзывал. Теперь уж все! Когда змееныш замолчал, я кайфовал. Меня никто не обзывал так грязно и обидно! А ведь я его не собирался убивать. Хотел по- хорошему с ним обойтись. Да только он был шпаной как вы! — затих,

Вам его не поднять. А и выкопаете — не узнаете! Уделал как маму родную. И на куски порвал! Собаки не опознают. А вам и вовсе не узнать! — захлебнулся кровью, хлынувшей изо рта. Перестарались парни, сдавив его.

А через день нашла милиция на пустыре Антона Убийца не соврал. Он перед смертью сказал правду. И все ж… родные опознали своего по приметам.

Зинка, узнав подробности, перестала ходить в город через пустырь. Ей все мерещился крик Антошки, зовущего ее на помощь.

Катька быстро выкинула из памяти случившееся. С бомжами, особо с детьми, случались в городе трагедии куда как страшнее. И малолетних бомжей уже невозможно было удивить человеческой жестокостью. Поражало, когда видели доброе. Вот от него впрямь отвыкли люди. Может поэтому, ощутив каплю тепла по отношению к себе, искренне удивлялись и, подняв к небу головы, истово перекрестившись, шептали тихо: Господи! Ты еще видишь нас…