А Чирий? Что он мне трехнет за тебя? Скажет, сманила? Разборки начнутся.
Нет! Меня вышибли! Навовсе!
За что?
Как всегда! Он сказал, что даже мандавошек в своих штанах всех перетрахал и не позволит, чтоб в его хазе дышала нетронутая кикимора! Стал меня палкой из угла вынимать. Я мимо палки просклизнула и укусила его за самый… чирий, — заплакала Дашка и добавила, всхлипывая: — Он чуть не сдох: все распухло, температура поднялась. К нему врача приводили. Тот хотел в больницу Чирия положить, но Колька не пошел. Проперделся на уколах. Когда чуть полегчало, велел мне отваливать. Погрозился размазать иль живьем на кладбище закопать. А это ему как два пальца обоссать.
Как же ты меня нашла? Кто прислал?
Толян пожалел, сказал к тебе уходить, а еще, что ты самая лучшая на свете и не прогонишь меня, — все еще всхлипывала Дашка.
Иди в дом! Умойся, поешь, успокойся. Тут тебя никто не обидит, но и ты не кусайся просто так. У нас для этого собака есть. Ну, чего застопорилась?
Кать! А что ты мне дашь делать, если у тебя есть собака?
Как Кольке помогала? Кодле?
Меня по домам посылали, чтоб убрать помогала за деньги. Заодно высматривала, где что лежит, какое стащить можно. Потом в кодле говорила, и они трясли. Второй раз меня никто к себе не звал, — вздохнула Дашка.
А что еще про нас говорил Толян? — спросила
Катька.
Он только про тебя сказал. Велел мне передать, что взять меня — его просьба. Обещался башлять! — сопнула девчонка и, вопросительно взглянув, взяла со стола кусок хлеба, села у порога.
Садись на стул, к столу!
Я? Это ты мне? — не поверила Дашка.
Тебе говорю…
Девчонка неуверенно, неумело села за стол. К вечеру она начала свыкаться со своим новым положением. Когда пришли мальчишки, Дашка и вовсе повеселела, ожила. Испугалась лишь стука в окно. Все, кроме Катьки, притихли. И только она рванулась к двери. Ждала этого стука. И Толик пришел.
Глаза в глаза. Как мало и как много сказали они друг другу в мгновенье.
Входи! — открыла настежь двери.
Налетай, дружбаны! — поставил тяжелые сумки у стола. Увидев Дашку, улыбнулся ей и сказал: — Я ж говорил, что здесь тебя возьмут! — глянул на Катьку с благодарностью.
В той сумке — куртки! Мужикам! Теплые, удобные: много карманов потайных! Я же обещал им обновки! Пусть примеряют, — следил, как надевали Женька с Димкой яркие куртки. Они были великоваты, но мальчишки даже не заметили этого. Забыли, когда в последний раз надевали новую вещь. Все со свалки, с огородных пугал, из мусорных контейнеров выуживали и носили, пока от одежды оставались только воротнички, пояса, резинки да пуговицы.
Зинка с Дашкой смотрели на пацанов не без зависти.
Хочешь примерить? Давай вдвоем ее носить будем! — предложил Женька Зинке.
Нельзя! Мне в такой куртке ни копейки не подадут! — смекнула девчонка.
Дашка! У тебя и вовсе надеть нечего, — заметил
Толян.
Голая не останется. Что-нибудь найдем из нашего, — успокоила Катька.
А вот и нет! Я свое на тряпки пустила. Да и вообще, надо ей самой про себя думать, — поджала синюшные, бескровные губы Зинка.
Какая деловая! Уже командовать тут взялась! Во, мошкара! Сказала — сыщем ей! И захлопнись! — оборвала Катька, ставя на стол чайные кружки.
Помоги на стол накрыть! Чего надулась? — позвала Зинку.
Та
нехотя встала. Занавески завтра принесу. Сегодня не нашел ничего
подходящего, —
сказал Пузырь и, подозвав Дашку, стал кормить ее печеньем, конфетами, яблоками, шоколадом. Девчонка глотала, не жуя.
Довели тебя в кодле. Вовсе одичала! Даже хавать разучилась бедолага!
Хорошая бедняжка! Она сегодня одна палку колбасы сожрала и даже шкурок Голдбергу не оставила. И теперь лопает, будто не кормили! — вставила Зинка зло.
А ведь ее и впрямь не кормили в кодле. Изредка сухие корки перепадали ей. Не каждый день. Она перенесла столько, сколько никто не выдержит. И если ты, Зинка, станешь обижать Дашку, я тебя ни видеть, ни знать не захочу. Я в кодле за нее махался. Ты б там одного дня не выжила. Она — больше года: нигде не лажанулась, ни с кем не кентавалась, не опустилась. Себя не уронила, хоть и небольшая еще, всего девять лет. Короче, Кать, принесу я ей что надо. И жратву, когда обломится. Только не дай ее в обиду вобле…
Не обращай внимания. Девчонки подружатся. Куда денутся? Под одной крышей жить, что делить?
Зинка перехватила благодарный взгляд Толяна, брошенный на Катьку. Обидно стало. Она замкнулась. Залезла под одеяло, думала, как отомстить Пузырю за то, что не обращает внимание на нее,
Зинку,
называет только Воблой, а на Катьку смотрит во все глаза. Совсем как взрослый. И она не ругается, смеется, шутит. Иль влюбилась в Пузыря? Забыла, сколько глистов из него вышло?
Толик хотел покормить Голдберга колбасой. Но Зинка услышала, выскочила из-под одеяла:
Не смей баловать! Не давай! Он не должен из чужих рук жратву брать! Нельзя его колбасой баловать! Это мой пес, не дам его портить!
Во, дура заполошная! — удивился Толик.
Тебя какая блоха укусила? —
оглядела Катька
Зинку и, взяв за шиворот, вывела на крыльцо. — Остынь малость, долбанутая! — закрыла двери в дом, оставив девчонку наедине с ночью.
Они еще долго пили чай, разговаривали, вспоминали всякие истории, смешные и грустные. Лишь ближе к полуночи Толян собрался уходить и снова попросил Катьку проводить его.
Когда они вышли на крыльцо, Зинки на нем не было. Катька позвала, но та не отозвалась, не пришла.
Во, злая стерва! — ругнулась Катька.
И только парнишка понял
истинную
причину обиды.
Даже зеленые девчонки хотят быть любимыми и не прощают равнодушия.
Придет, куда ей деться? — отмахнулась Катька и пошла впереди Толика легкая, почти невесомая.
Катя! Подожди! — нагнал, взял под руку, пошел шаг в шаг.
Ну, что? Поговорил с Чирием? — спросила тихо.
Вы читаете Изгои
