можно вот гак с женщиной обращаться, я ж со своим добром к ним пришла. Без претензий, а они как обошлись, уроды! Ну, попадутся, свинячьи недоноски, я им яйцы голыми руками оторву! — грозила Инга сквозь зубы, еле сдерживая стоны.

  —   Открывай дверь!

  —   Она закрыта на ключ.

  —   Толкни сильнее! Не оставлять же ее в коридоре. Ну, постучи, разбуди девчонок! — просил Яков Фаю, та громко забарабанила в дверь. Ее открыла девка в ночной сорочке:

  —   Кого приволокли? Ингу? — спросила сонным голосом.

  —   Помогите ей,— попросила Фаина.

  —   Сама приключения на свою задницу нашла, пусть сама и выкарабкивается,— пошла к своей постели.

  —   Валька! Ты чем лучше? Саму в парке от троих вырвал. На плечах в общагу приволок. Или уже забыла свое? А ну, шевелись, помоги человеку, стерва! Завтра самой может достаться от хахалей еще и покруче! — прикрикнул Яшка на девку. Та молча встала, подошла к Инге.

  —   Смотри, если нужно, вызови «неотложку»,— сказал парень.

  —   Яша, спасибо тебе, дружок, век твоего добра не забуду, клянусь мандолиной и всем, что уцелело. Как только встану, сыщу тебя,— обещала Инга.

  Парень взял Фаину за локоть:

  —   Пошли! Теперь они справятся сами!

  —   Может, «скорую» ей вызвать? — предложила Фая.

   —  Не стоит...

  —   Почему?

  —   Это не первый и не последний случай. Девчата такие встряски забывают быстро и после них еще борзее становятся. Их излишне жалеть нельзя. Как к ним отнеслись, так и они потом к свои мужьям относятся, без  тепла, без жалости и сочувствия. Да и откуда им взяться? Что за мужики пошли, какие на женщину с кулаками полезли. Ведь через неделю снова начнут к ней клеиться. Они забудут сегодняшнее, а вот Инга им не простит. И правильно сделает, наказав обоих. Женщина всегда права, так говорили мудрецы. И я с ними согласен! — улыбался Яшка.

   Фаина поверила в искренность сказанного.

   Егор Лукич, увидев Якова, удивился и обрадовался.

   —  Выходит, что завелся у мужика магнит в нашем общежитии, если от папаши уехал. Не смог он переломить сына и удержать возле себя, коль тот уехал и не остался дома. Выходит, и к Яшке пришла пора зрелости. Из кобелей в мужики выходит. Оно и пора. Не пацан,  взрослым человеком становится,— думал человек.

   И только вездесущая уборщица Анна рассказала коменданту и вахтеру, зачем Яшкин отец вызывал сына в Калининград, и как провалилась его затея.

   —  Глумной человек! Выходит, он вовсе не знал своего сына. Яшка не из тех, кого женят с наскоку иль по требованию. Парень он крученый, многих баб познал. Ц Этого не проведешь посулами и советами. Уж и не знаю,  женится ли такой хоть когда-нибудь под старость, а может, останется в убежденных холостяках, не сыскав себе пару. Этих нынче много развелось. Не хотят мужики  совать голову в семейный хомут, не торопятся повесить Щ на себя тяжкие заботы. Неспроста такое пошло. Вон  у меня сосед живет в доме. Самому уже за полтинник,  вся башка голая, от волос избавилась, а он одинокий,  нет при нем бабы. Все имеет: просторную квартиру и машину, хорошие деньги получает. А вместо жены, обзавелся собакой и доволен. Она и подруга, и дитя, и сторож, все в одном патроне, даже спят в одной постели. Что сам ест, то и ей дает. В одной ванне моются. Собака его ни то со слова, со взгляда понимает. И человек  животину любит как кровную родню. Она всех заменила. Сколько лет соседствуем, ни разу не видел, чтоб он бабу в дом привел, а вот с собакой никогда, ни на день не разлучается. И говорит, что лучше еще одну псину приведет, чем женщину в дом впустит. И знаете, что придумал чудак? Сказал, что у него на всех баб аллергия! — рассмеялась баба.

   —  Значит, он «голубой». И не иначе! Ну, как нормальному человеку прожить без женщины? Хочешь того или нет, сама природа потребует. А коли он один, значит, собаку пользует или с придурками-гомиками дружит,— высказался Поликарпыч.

   —  С собакой не сможет. У него кобель. А если был бы лидером, хоть когда-то в дом приволок бы дружка. Так нет у него ни подруг, ни друзей. Несчастным не смотрится, ни на что не жалуется, от тоски не мучается, живет в свое удовольствие.

   —  А может, где-то на стороне имеет бабу, к ней ездит, к себе не приглашает. Теперь всяких чудаков полно.

   —  Я как-то спросила его про женщин, так он сморщился, скривился, словно у него разом все зубы разболелись, да и ответил:

   —  Аллергия у меня на них. На всех и каждую! Не видеть, не слышать о них не хочу. Мне моя жизнь не надоела.

   —  Ну, я и спроси, мол, как же терпишь, как обходишься, неужели природа не допекает? Он и ответил, что она у него умная, не командует им, он сам ею управляет.

   —  И как ему удалось себя побороть? Тут даже в старости иной раз к бабке под бок подвалишь, чтоб погреться, да молодость вспомнить. Оно хоть и не часто, не то, что прежде, а все ж свое требуется живому человеку. Но чтоб совсем без женщины жить, это уж слишком круто. Выходит, что сосед твой вовсе несчастный, больной человек, импотент смолоду. И счастливым никогда не был. Ну, что за жизнь, если его никогда не любили, и сам не горел, не знал радости! Пробздел свое время как гнилая кочка. Уйдет на тот свет, его ни оплакать, ни обматерить некому. Единая собака на могиле взвоет, если переживет хозяина,— вздохнул вахтер.

   —  Да что там мужик? Видать, накололся на стервах смолоду, сам себе зарок дал. Никому теперь не верит. Вон как я живу, тоже, сколько лет без мужика, а и не нужен он мне! — вставила о себе Серафима:

   —  Поначалу, когда дети были мелкими, ох, и трудно' приходилось. Кругом нужда, сплошные нехватки, а ребятне дай конфет, дай игрушек, а где денег взять, коль на жратву едва тянула. Там и одежонка, обувка требовалась. Как нужна была поддержка, чья-то помощь, чтоб выжить. О своем, о бабьем, даже не вспоминала, не до жиру! Все думки только о детях!

   —  Неужели к тебе мужики не подходили? — удивился Лукич, глянув на Серафиму.

   —  Сколько раз! Да ведь мне не на ночь, для жизни человек был нужен. Кому охота позориться и каждый день менять хахалей? У меня дети! С ними не поозоруешь. А мужики какие пошли? Он ни то бабу, себя не прокормит. А тут еще детвора! Кому охота в такое ярмо влезать, чужих растить. Вот и предлагались только на ночь. О большем и серьезном не говорили. Мне приключения без нужды, потому, гнала всех взашей. Оно уж и дети подрастают, а мужика нет, и никогда уже не сыщется, и не нужны...

   —  Ай, подруга, не зарекайся загодя, свою судьбу конем не обскачешь, не знаешь, как она завтра сложится? Я тоже вот так сопливилась. И не верила никому и ни во что. Оно и понятно, годы мои сурьезные, я настолько старей тебя! А и рожа кривая. Меня сама баба Яга как увидит, со страху крестится и кричит:

   —  Чур меня, чур!

   Все сидевшие вокруг дружно рассмеялись. Умела Анна пошутить и над собой, развеять паршивое настроение:

   —  Ну, вот так-то и я под Новый год осмелела и смех сказать, загадала желание, чтоб сыскался на мою долю какой-нибудь завалящий лешак. Конечно, не забулдыга, чтоб пил, зная меру, чтоб не ссался в койке, чтоб работал, а не сидел на моей шее гнидой иль сушеным клопом. Просила еще, чтоб но дрался и меня уважал. Ну, хоть за что-нибудь! — рассмеялась уборщица, прикрыв рукою беззубый рот.

   —  Вот так-то крадучись от всех, сломала я веточку с дерева и вместе с желанием воткнула в снеговика, какого наши жильцы во дворе сваляли. А самой на себя смех берет, ведь вот вовсе дурной сделалась. Вона сколько девок живет одиноких, я ж на стари годов про лешака размечталась. Ну да про то никому не базарила. Вот так-то на другой день с утречка прибираюсь на этаже, глядь, Микита семенит с кухни, в комнату поспешает. Открыл, юркнул, а вскоре выглянул и меня кличет. Я подошла, а он меня в