—   Она их за грязь гоняет. Заставляет руки, рожи мыть, разуваться в коридоре, они отбрехиваются. Ну и получают от нее иногда по шее.

  —   Мачеха давно с вами живет?

  —   Пацаны совсем мелкими были. Лет по пять. Мы их вместе растили и поднимали.

  —   Ребята называли ее матерью? — спросил Егор.

   —  Годов до десяти, а потом перестали. Побила обоих круто. Они пожар в квартире учинили со своими окурками. Мы их полуживых едва вытащили во двор. Так за такие дела, куда круче вламывают соплякам. А тут, подумаешь, по жопам ремнем получили. Опять же не без дела. Ромка уж было пристрастился с бутылок допивать. За ним Максимка! Вот и ужрались, могли насмерть сгореть! А сколько всего в пожаре потеряли, ни счесть! Это все ихние проказы, моих стервозников, так эти гниды, вместо того, чтоб прощение просить, еще обиделись, перестали матерью звать, а только по отчеству кличут.

  —   Когда это случилось? — перебил Лукич.

  —   Пожар, что ли? Годов семь назад.

   —  Ну, чего ж не сразу сбежали? Значит, было что-то и покруче, раз терпения не стало?

   —  Тогда оба мелкими были. Кто бы взял? А тут сами жить вздумали. Осмелели! А ума, как не было, так и нету!

  —   А чего теперь от них хотите? Ну, положим, они плохие, зачем их ищете?

  —   Они мои дети!

  —   Сами жалуетесь на ребят! Говорите, вконец измучили, так отдохните! Зачем снова хомут на шею надевать? Живите вдвоем, спокойно! Здесь к ним ни у кого претензий нет!

  —   Это покуда! Они себя еще покажут. Дома им за озорство ремнем влетало. Тут народ взрослый, все чужие, раз, другой стерпят, а на третий уроют, надоест прощать.

   —  У нас крайняя мера — выселение. Но не думаю что до такого с ними дойдет.

   —  Погодите! Вот как потащут к себе девок целым табунами, вспомните меня!

   —  До этого им еще подрасти надо!

   —  Мои и теперь не промах. От взрослых парней н отстанут. Скороспелые, в мужики спешат. Домой как-т девчонку приволокли, а меж собой поделить не сумел и подрались, как собаки. Баба моя еле их растащила Ну, а тут бабья хватает. Обоим достанется.

  —   Вас послушай, так хуже Максима и Ромки н свете нет!

   —  Что поделаешь, какие есть, про таких базарю.

   —  Вы их домой вернуть вздумали?

   —  Понятное дело! Праздник на носу. Его врозь н встречают, только кучей. Каждый до копейки в него вкладывается. И мои что-то получат к Новому году. Все сложим, глядишь, на хороший стол наскребем! — облизал сухие губы, глаза заблестели.

   —  А без них не обойдетесь?

   —  Жидковато получится.

   —  Как же им потом целый месяц жить? На что питаться, одеться?

   —  Другие живут и не жалуются.

   —  После праздника дома держать не будете?

   —  Не-ет, там уж как хотят,— проговорился невольно

   —  Вы с женой работаете где-нибудь? — пойнтере совался Титов.

   —  То как же! Оба в сторожах состоим, при деле.

   —  А как же, работая сторожем, пьете каждый день

   —  Это мои паршивцы набрехали! Всюду срамят на с бабой ни за что! Ну, кто б держал в охране алкашей Такого не бывает,— обиделся мужик и, оглянувшись н вошедшего вахтера, сказал, понизив голос:

   —  Так как мне своих детей увидеть, куда пойти? ,

   —  К ним на этаж нельзя, запрещено, могу разрешить вам встречу здесь, в кабинете, но при условии, что будете вести себя прилично.

  Человек пообещал. Но едва мальчишки показались м дверях, он набросился на них с бранью и упреками. Уж, как только ни обзывал, чем ни грозил. Мальчишки стояли, вжавшись в двери двумя испуганными воробышками. Отец испортил им настроение вконец. Он не просил, он требовал вернуться домой. Ребята подавлено молчали, смотрели на Егора умоляюще, прося защиты.

  —   Идите к себе в комнату! Живо! — приказал им Лукич жестко.

  —   Как это? А почему не домой?!

  —   Их дом здесь! Идти им некуда! А вы уходите и больше не появляйтесь тут никогда! Слышите? Чтоб и вас не видел! Забудьте о мальчишках! Их у вас больше нет! — встал Лукич и, открыв двери, предложил гостю покинуть кабинет. Тот рассвирепел, бросился на коменданта с кулаками.

  Тщедушный хиляк, он собрался в пружину и расчет-пиво наносил удары. Хорошо, что вахтер оказался поблизости. Вдвоем с Лукичом они быстро вытолкали посетителя из общежития. Тот, уходя, грозил встретиться с обоими, наломать им шеи, свернуть головы, выдернуть руки и ноги.

  Он ушел, озираясь, матерясь. Несостоявшийся отец, отвергнутый сыновьями, каких никогда не любил. К ним вскоре зашел Лукич. Мальчишки понуро сидели у стола. Они виновато смотрели на Егора, не решались глянуть н глаза.

  —   Скажите, вы курите?

  —   Уже три дня как бросили. Яков не велит. Говорит, если увидит, не допустит сдать на разряд. Вот и пришлось завязать. А охота! Но боимся. Нет, он не побьет. Но будет хуже, он верить перестанет. А мы ему слово дали,— пропищал Ромка и отодвинул от себя чистую пепельницу.

  —   Чего нахохлились оба? Помогите елку нарядить. Не сидите сложа руки! Нечего переживать. Ваш родитель ушел. Он больше не появится. А если надумает, его тут встретим! Во всяком случае, вас папаша не достанет!

   —  На проходной дождутся вместе с мачехой. Они сторожа! — обронил Максим.

   —  Я поговорю с нашими! Никого к вам не подпустим.

   —  Спасибо, Егор Лукич!

   —  И еще выслушайте! Чтоб спиртного ни капли в рот не брали! Понятно?

   —  О чем вы? Нам на куртки бы скопить. А то и жить на что-то надо. Вчера девчата кормили. Ну, станут же все время нам носить, да и самим стыдно. Обещают на заводе выдать талоны на питание. Конечно, было б здорово, но самим просить совестно.

   —  Завтра я напомню им,— пообещал Лукич.

   Титов не забыл и позвонил на завод, мальчишки в этот же день получили талоны на бесплатное питание в столовой общежития.

   ...Последний предпраздничный день всегда связан с кучей хлопот и забот. Комендант едва успел разобраться с подарками, распределил, раздал все до единого, оглядел праздничный стол, елку. Казалось бы везде полный порядок. Кругом чистота, даже на кухнях гирлянды взгляд радуют. Осталось совсем немного времени и... Наденут жильцы маскарадные маски, кое-кто даже костюмы подготовил. Бенгальские огни, серпантин и конфетти уже наготове, остались последние штрихи в макияже, парни срочно бреются, кто-то доглаживает брюки, рубашки, другие уже понесли во двор ящики с шампанским, фужеры и бокалы. Всем хочется увидеть, кто же в этом году будет Снегурочкой? Ее выбрал сам Лукич. Да так и не признался. Сказал, что это его сюрприз, один на всех! И не велел надоедать и спрашивать.

   Незадолго до полуночи все жильцы высыпали в двор. Зажглись, как по команде, огни на елке. Грянула музыка. Кто-то из припоздавших барабанит в двери. Впустили, забыв закрыть. И тут же в вестибюль прорвалась стая путанок. Раскрашенные девки не терялись, Оттеснили вахтера, прижали его к стенке, обшарили всего, тот от растерянности забыл, где выключается свет,  давно не пользовался вниманием у женщин. Тут же всего облапали. Не называли как жена, лешаком и мухомором, а хахальком да солнышком, зайчиком и ягодкой, какою, так и не сознались.

   Поликарпыч на радостях дар речи потерял. Девчонка его целует, сама моложе дочки вахтера. Тот бы может и присовестил бы окаянную, да как, если девка на его губах повисла, а бесстыдные руки залезли туда, куда родная жена давно не заглядывала.

   Поймали и Лукича, сразу трое! Из наряда Деда Мороза почти голого коменданта вытащили.