Дождавшись, пока сварился кофе, он налил себе большую чашку и поставил на стол остудиться. Зазвонил телефон, из приемной доложили, что к нему посетители, молодая пара. Посмотрев на горячий еще кофе в чашке, он сказал, что примет их через… семь минут.

Молодой парой оказались русские, которые хотели принять иудаизм. Подобные просьбы были неновы для раввина, и он, допивая остывший кофе, почти автоматически начал разговор.

– Для начала я хотел бы узнать у вас, что вы знаете о своей религии. Потом, если меня удовлетворят ваши ответы, я спрошу вас о том, почему вы хотите поменять веру.

Начала девушка. Немного смущаясь и краснея, она старалась смотреть раввину в глаза.

– Ну, православие, оно вышло из иудаизма.

– Вышло?

– Ну да. Вернее, не вышло, а вобрало в себя идеи предшествующих религий.

– С этим еще можно согласиться. А что вас не устраивает в вашей религии?

– Знаете, как ни странно, это общая атмосфера. Не библейские тексты, которые, по сути, одинаковы, а именно атмосфера. Порой меня просто непреодолимо тянет в церковь, но как только я представлю запах ладана и свечей, пугающие наряды священников и мрачные одежды стариков и старух, тяжелый запах, который исходит от них, – поверьте, желание пойти в церковь пропадает. Да еще сами священники с лоснящимися физиономиями, сытыми и… похотливыми глазами. Они выглядят отталкивающе.

Девушка замолчала. Раввин снял свои массивные очки и потер нос. После довольно продолжительной паузы он спросил:

– Что-нибудь еще вы можете сказать?

– Да, – встрепенулась девушка. – Могу. Это некая продажность. Я имею в виду торговые точки при церквях, ларьки, где торгуют водкой, вином, сигаретами. Это еще более противно, чем сытые глаза священников. И еще нищие. Из них девяносто девять процентов абсолютно здоровые люди, вполне обеспеченные, если не сказать большего. А вместе с ларьками их количество резко возросло. Теперь в церквях и на подходах к ним можно нередко увидеть откровенно пьяных.

Раввин выслушал ее очень внимательно.

– А почему вы не выбрали, к примеру, католицизм? Он, в общем-то, как мне кажется, ближе вам.

– Не знаю, может быть. – Она снова замолчала.

– У вас были в роду евреи?

– В последних поколениях нет. Прабабка моя, кажется… ее звали то ли Рувина, то ли Руфина. А что… это имеет значение?

– В какой-то мере. А скажите, корыстных интересов вы не преследуете?

– В каком смысле?

– Ну, например, приняв иудаизм, вы автоматически становитесь еврейкой и можете без труда поменять местожительство: Россию на Израиль.

– Нет. Мы даже не думали об этом. Вы же сами так не думаете, правда? – Она заглянула раввину в глаза.

– Если честно, то думаю. В большинстве своем просители, которые приходят ко мне, преследуют именно такие цели, и моя работа заключается в том, чтобы отделить…

– Зерна от плевел? – продолжила девушка, улыбаясь. Улыбка получилась довольно грустной.

– Наверное, так, – раввин немного удивился. – Давайте сделаем вот что. Я не скажу, симпатичны вы мне или нет, понравились ли мне ваши ответы и так далее, сразу такие вопросы не решаются. Попробуйте сходить в католическую церковь, поговорите со священником, может быть, вы найдете тамошнюю атмосферу более соответствующей для себя. Хорошо?

Девушка пожала плечами, немного обижаясь. Во всяком случае, раввин увидел, как на ее лицо легла заметная тень. Что касается спутника девушки, то он так и не открыл рта. Он сидел как-то скованно, держа на коленях небольшую прямоугольную сумку. Невидимый для глаза объектив цифровой видеокамеры, прятавшийся в ремешках сумки, смотрел точно на раввина.

– Когда нам можно прийти? – спросила девушка, поднимаясь со стула.

– Через неделю получится? – спросил раввин.

– Хорошо. Только вот… дело в том, что я – православная, а мой муж мусульманин. Это еще одна причина искать третью религию, которая стала бы для нас одной. У меня есть конкретный вопрос, но прежде я хотела бы спросить вас о бетаровцах, которые якобы преследуют такие семьи.

– Во-первых, вы еще не стали такой семьей, которая поменяла веру, приняв иудаизм. Во-вторых, что касается бетаровцев, то наряду с ними существуют и другие организации, о которых почему-то предпочитают умалчивать. Отдают предпочтение еврейским. Уверен, что о мусульманской организации «Азатлык» знают немногие. А вот о Пуриме – веселом еврейском празднике, который отмечается иудеями, – раввин выделил это слово, – в память об уничтожении нами обманным путем 7500 безоружных персов, знают чуть ли не все. – Голос раввина стал раздраженным. – Не знает об этом лишь малая часть, хотя уверен, что не сегодня-завтра эта «несправедливость» будет устранена. «С помощью сионизма будет уничтожено христианство и мусульманский мир», «грядет национальная еврейская революция…» «Великих» евреев-сионистов становится модно цитировать, я вот привел слова Алберта Пайка о торжестве масонства. Все это называется «еврейским вопросом», от которого на языках натерлись мозоли. В-третьих, возвращаясь к вашим словам, я даже не уверен, что в России вообще функционируют отряды бетаровцев. Так что вам можно не переживать вдвойне.

Раввин закончил свою речь как истинный одессит.

У Аллы Мещеряковой было еще несколько вопросов «домашней заготовки», но, как ей показалось, раввин сказал все, на что она рассчитывала.