Дверь в актовый зал была закрыта на один оборот ключа. Перед тем как войти, Родион выключил фонарик. На ощупь добравшись до кухни, он открыл замок и вошел. Теперь свет можно было включить.

Первым делом он осветил ту стену, о которой они говорили утром с Ковалем, и почти сразу же нашел то, что искал. На уровне глаз висел кухонный шкаф, до верха которого трудно было дотянуться. Даже высокому Родиону, вставшему на цыпочки, не удалось заглянуть туда. Разложив газету, он встал на табурет и осветил шкаф сверху. Осмотр его удовлетворил: пыль лежала толстым слоем по всей поверхности; сюда давно не заглядывали с тряпкой и вряд ли заглянут завтра. А главное, шкаф находился на нужной высоте.

Это очень хорошо. Очень.

Через пять минут он закрыл кухню, актовый зал и вернулся к Ковалю. Тот в полной темноте слушал какую-то историю Овчинкина.

– Все в порядке, отец, закрой за нами. Через пять минут включим.

Через пять минут свет действительно загорелся, и сторож, удобно расположившись в подсобке, принял рабочее положение. Перед тем как заснуть, его посетила странная мысль: «А дежурный-то свет горит на улице?» Ответить Овчинкин уже не мог: он крепко спал.

Коваль, вставив предохранитель в гнездо силового ящика, включил рубильник. Порядок. Через окна школы он увидел слабый дежурный свет в коридорах. Сейчас он находился в кирпичной подстанции школы. Отмечая время (00.12), он попытался представить, как спустя десять часов сорок восемь минут будут лопаться окна школы и рушиться бетонные перекрытия. О разорванных в клочья детских телах он не думал.

Итак, завтра. 11.00.

Наутро Геннадий Кожевников нашел Рябова в плохом настроении. Под глазами шефа отчетливо проступали синеватые круги, цвет лица был нездоровым. Капитан тоже не спал ночь, но выглядел свежо. Рябов подтолкнул к краю стола текст телефонограммы из Красногвардейского отделения милиции, адресованной дежурному по ГУВД Москвы.

Вначале Кожевников за руку поздоровался с подполковником и только потом пробежал глазами телефонограмму.

– Более конкретного пока ничего нет? – спросил он.

Рябов медленно покачал головой.

– Сейчас Семен Козырь беседует с Рогожиной-старшей, но около девяти утра ее пропавшая дочь звонила домой.

– Нашлась?

– Провела ночь у приятеля.

– Мать ее не видела?

– Нет. Она уверяет, что голос дочери не внушает опасений. К тому же Светлана звонила и на работу, в редакцию газеты «Проспект Независимости», сослалась на болезнь.

– Номер телефона своего приятеля она не оставила мамаше?

– Нет, не оставила. Я так думаю, что это дело нас не касается. Хотя все тут присутствует: самарская молодежь, имя Антон, неожиданный финал встречи Светланы Рогожиной и этой компании.

– Если это был Никишин с товарищами, вы, Михаил Анатольевич, думаете, что тут возможен факт похищения?

– Знаешь, Геннадий, все, что касается Антона Никишина, кажется возможным и совершенно невозможным. Я голову сломал. Просто удивляюсь изворотливости этого беглеца. И с минуты на минуты жду какой-нибудь подлянки с его стороны. Если это он побывал в гостях у Рогожиной, чего он забыл у нее?

– Может, это касается какой-нибудь публикации?

– Уже интересовался. Из редакции должен прибыть нарочный с последними материалами Рогожиной. Почитаем, может, набредем на что-нибудь.

Зазвонил телефон. Отвечая, подполковник послал долгий взгляд Кожевникову.

– Слушаю. Рябов. Так… Оставайся там, сейчас к тебе приедет Кожевников. – Он положил трубку. – Вот так, Гена, мать Рогожиной опознала по фотографии Антона Никишина. Давай туда, ждите Рогожину. Думаю, вскоре мы пожмем руку Антону.

– Михаил Анатольевич, я всю ночь ждал Фролова, я невезучий. Может, другого пошлете?

Ответные слова Рябова прозвучали с просительной ноткой:

– Последний вечер, Гена. Нужно поднатужиться, потом отдохнем. Я тоже почти не спал.

Кожевников ушел, а следователь думал о том, что не выходило у него из головы даже во время беседы с капитаном: Герман Розен. Уже установили точно: было сделано два выстрела. Оба предположительно из пистолета «Heckler & Koch». Хотя кобура на правой ноге Розена говорит о том, что он мог носить в ней пистолеты типа «браунинг»-6,35 или пистолет Коровина такого же калибра. След от одного выстрела был найден, удалось также найти одну стреляную гильзу; другим выстрелом (не удалось обнаружить ни следа от пули, ни гильзы) Никишин предположительно был ранен, поскольку рядом с трупом Розена заметны большие пятна крови.

Так предполагалось вначале. Ближе к утру выяснилось, что группа крови возле трупа Германа Розена, который имел вторую группу, соответствует четвертой с отрицательным резус-фактором. Очень редкая группа. А группа крови Антона Никишина была установлена еще несколько дней назад: третья со знаком «плюс».

И вот тут-то… Работа по Андрею Фролову шла полным ходом. Районный комиссариат по запросу (важны были все данные) выдал карту медицинского осмотра призывника Андрея Викторовича Фролова за 1982 год. В карте четко и ясно говорилось, что Фролов обладает уникальной группой крови: 4 – .