То средь людей, которые бы звали
Наш век старинным, вряд ли буду жить'.
Мной найденного клада, засверкал,
Как отблеск солнца в золотом зерцале,
Своей или чужой постыдной славой,
Тот слов твоих почувствует ужал.
Все, что ты видел, объяви сполна,
И пусть скребется, если кто лишавый!
На первый вкус и ляжет горьким гнетом, —
Усвоясь, жизнь оздоровит она.
Клоня сильней большие дерева;
И это будет для тебя почетом.
И на горе, и в пропасти томленья
Лишь души тех, о ком живет молва, —
И плохо верит, если перед ним
Пример, чей корень скрыт во тьме забвенья,
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В безмолвной думе, а моя жила
Во мне и горечь сладостью смягчала;
Сказала: 'Думай о другом; не я ли
Вблизи того, кто оградит от зла?'
Так ласково; как нежен был в тот миг
Священный взор, — молчат мои скрижали.
Чтоб память совершила возвращенье
В тот мир, ей высший нужен проводник.
Что я, взирая на нее, вкушал
От всех иных страстей освобожденье,
Луч Вечной Радости и, в ней сияя,
Меня вторичным светом утолял.
Меня улыбкой, молвила она. —
В моих глазах — не вся отрада Рая'.
Бывает сила чувства, столь большого,
Что вся душа ему подчинена,
Познал, к нему глазами обращен,
Что он еще сказать мне хочет слово.
Ствола, который, черпля жизнь в вершине,
Всегда — в плодах и листьем осенен,
Столь громкой славой прогремели дни,
Что муз обогащали бы доныне.
Кого я назову — в их мгле чудесной
Мелькнут, как в туче быстрые огни'.
Едва был назван Иисус1498, прошла;
И с действием казалась речь совместной.
Другая, как бы коло огневое, —
Бичом восторга взвитая юла.
Мой взгляд умчали за собой вослед,
Как сокола паренье боевое.