маньяк.
– Ага! Будь Чеботарев в кабинете один, только он бы и пострадал? – уточнил Турецкий.
– Вот именно.
Турецкий осмотрел опустевший разгромленный кабинет. Остатки портсигара забрали на экспертизу. Зато в углу стоял еще один пострадавший – поясной портрет президента, взрывом президенту на портрете оторвало левую руку вместе с плечом и частью бока. А он знай себе по-отечески улыбался Турецкому.
Коллеги, наконец до чего-то договорившись, поднялись толпой осматривать место преступления, в холле осталась только одна бригада секьюрити, – очевидно, вторая бригада была романовская.
Кто же он все-таки такой, гадал Турецкий, наследник престола или простой русский газовый магнат?
...– Нас генеральный ждет. – Меркулов оперативно перехватил Турецкого у его кабинета. – Новость хочешь?
– Одну? – осведомился Турецкий.
– Одну.
– Плохую или хорошую, мой вождь?
– Нормальную. Один твой приятель завтра прилетает.
– Зачем?
Они вошли в приемную генерального, и секретарша сразу же распахнула перед ними дверь кабинета:
– Проходите, пожалуйста, вас ждут.
– Ну, Александр Борисович, разобрались с Чеботаревым? – справился генеральный, широким жестом приглашая садиться.
Турецкий открыл было рот, чтобы изложить заготовленную по дороге речь, знал же, что без вызова на ковер и личных высочайших напутствий в этом деле не обойдется. Но генеральный, оказывается, не о Чеботареве собирался беседовать. О покушении на экс-премьера он просто так, словно о погоде, вспомнил.
– Завтра в Москву прибывает Питер Реддвей, знакомый вам по работе в «Пятом уровне». – Генеральный многозначительно посмотрел на Турецкого. – Он будет представлять американскую сторону в расследовании скандала с Бэнк оф Трейтон. А также в расследовании обстоятельств гибели в Москве сотрудника этого банка, американского гражданина Николая Апраксина. Вы, Александр Борисович, постараетесь оказать ему максимальное содействие, постараетесь облегчить насколько возможно его миссию. А вы, Константин Дмитриевич, окажете содействие Александру Борисовичу в оказании содействия американцам. А я окажу любое содействие вам. Договорились? – Генеральный поднялся в знак того, что аудиенция закончена.
– Как именно я могу облегчить его миссию, – возмутился Турецкий, когда они покинули кабинет, – если я не веду ни дело Бэнк оф Трейтон, ни дело о гибели Апраксина?
Меркулов, как обычно, хладнокровно помалкивал.
– Да, и еще вопрос: какое отношение имеет «Файф левел» к этим делам, почему ими занимается не ФБР?
– Реддвей здесь не в качестве представителя ЦРУ или руководителя антитеррористического центра, – пояснил Меркулов. – Его пригласили консультантом в комиссию конгресса США по внешней мафии.
– Какой-какой? – не понял Турецкий.
– Внешней – значит не американской, а русской, еврейской, турецкой и так далее. Твой Реддвей, видимо, признан большим специалистом по русской оргпреступности, вот его и запрягли разбираться с банком Трейтона.
– Ладно, с ЦРУ я понял, как не дать бедному Питу помереть со скуки, я тоже примерно представляю. Но, по сути, мне что теперь, прикажешь забросить Чеботарева и начать раскапывать дело американца Апраксина?
– Какой ты нудный, Саша! – воскликнул Меркулов. – У тебя сейчас сколько дел в производстве? Пять, шесть?
– С Чеботаревым – шесть.
– Ну, значит, будет семь. Или восемь. Апраксиным Генпрокуратура вообще не занимается.
– А кто тогда?
– Следственное управление ФСБ.
– Ага, значит, наши все-таки сунули свой длинный нос в это дело!
– А как иначе. Ты же просто поможешь Реддвею разобраться в той макулатуре, которой они его наверняка завалят. А по Бэнк оф Трейтон работает межведомственная комиссия, справочку о ее успехах на сегодняшний день я тебе организую. И расслабься. Радуйся приезду друга. Визит Реддвея, Саша, всего- навсего красивая формальность.
– Да?
– Да. Или, по-твоему, кто-то рассчитывает, что он приедет и повяжет всех наших мафиози прямо в их логове? Нет, конечно. Американские конгрессмены желают быть в курсе наших изысканий, узнавая о них не из наших же телепрограмм, а от своего проверенного человека. Теперь все ясно?
– Угу.
– Последняя просьба, очень личная: в своих оргиях с Реддвеем будьте скромнее, хорошо?
– Обижаешь, Костя, какие оргии?! – хитро подмигнул Турецкий. Настроение у него заметно поднималось.
4
Ветеринар появился через десять минут. Черному как раз хватило времени натянуть джинсы и убедить Томми, что вопросы можно продиктовать ведущему ток-шоу, и непосредственно перед выступлением. Билл жалобно попискивал, косясь на свою окровавленную лапку.
– Желаете усыпить? – сочувственно поинтересовался ветеринар, осматривая больного.
– Ни за что! – возмутился Черный. – Гипсуйте.
Работа есть работа. Бизнес есть бизнес. Пожав плечами, врач вколол Биллу снотворное, наложил шину и выписал счет.
– Только она все равно будет хромать, – сказал ветеринар на прощанье.
– Это не она, а он! – Черный с треском захлопнул за ним дверь.
Остановился на пороге спальни, блокнот Басина продолжал нагло лежать на полу. Нет! К черту! Не буду его читать! Черный понесся на кухню.
Пора кончать с этим здоровым образом жизни! Наплевав на церемонии, в турке подогрел граммов сто саке, перелил в чашку, сделал большой глоток. Полегчало. Теперь бы еще съесть чего-нибудь. Но в холодильнике пылился только позавчерашний пакетик с китайской жареной лапшой, пригодной теперь разве что для Билла – из нее вполне можно построить прикольное гнездо. Или заказать какой-нибудь еды из ближайшего фаст-фуда? Впрочем, голодание полезно для прояснения мыслей.
До чертового ток-шоу всего три часа, надо бы просмотреть все-таки газеты, хорошо бы, конечно, еще и русские, хотя двадцать два миллиона остолопов, которые станут смотреть шоу с его участием, вряд ли их читают, а значит, реакцию русских на скандал можно высосать из пальца. Черный углубился в газеты, но этот, мать его, блокнот, точно магнит, притягивал к себе. Не глядя, пнул его ногой под диван, сделал еще глоток саке, прочел вслух первый абзац из передовицы «Нью-Йорк таймс». В голове не осело ни единого слова, мысли расползались, как тараканы на свету.
Ладно. Только одним глазком взглянуть – и в мусоропровод.
Черный вытащил из-под дивана желтый конверт. Отправитель – адвокатская контора «Штейн и Бергман», внутри кроме блокнота был еще сложенный вчетверо листок плотной бумаги с напечатанным на машинке текстом:
«Если вы читаете это, значит, до меня уже добрались. Наверное, я сам виноват. Красивые жесты и игру ва-банк могут позволить себе только избранные. Теперь я это понял окончательно. Сжечь эти записи у меня не поднялась рука, если сочтете нужным, сделайте это сами. Или воспользуйтесь ими для своей книги.
