щелкнет зажигалкой. — А имя у меня не столь уж и редкое, если учесть, что я из поволжских немцев. С Вячеславом мы встретились и познакомились в свое время в Астрахани, во время его командировки туда.

И тут же, без всякого перехода, добавила:

— Спрашивайте. Вы ведь для этого пришли?

Гнедичу не оставалось ничего другого, как последовать ее совету и извлечь из своего портфеля бланки протоколов…

— Вы в курсе, что ваш супруг совершил побег из-под стражи во время этапирования? — поинтересовался он после того, как «шапка» документа была заполнена. И внимательно уставился на Эдну Дитриховну. Исключительно для того, чтобы убедиться: на лице Грабкиной не дрогнул ни один мускул — владела она собой очень хорошо.

— Теперь, после того, как вы это сказали, в курсе, — спокойно произнесла женщина. — Видимо, вы предполагаете, что Вячеслав попытается вступить со мной в контакт…

Она неожиданно слабо улыбнулась и, посмотрев на кончик своей сигареты, покачала головой:

— Вы заблуждаетесь. Он этого не сделает.

— Откуда такая уверенность?

— Он знает, что я подала на развод еще два месяца назад. А дети — дети его никогда особо не интересовали.

Весть о разводе была для Гнедича новостью, и Эдна Дитриховна это заметила:

— Вижу, вы слышите о моем решении развестись с мужем впервые. Что ж… Мне скрывать нечего, тем более что наши документы — я имею в виду моих родителей, детей и себя — на выезд в Германию будут готовы уже совсем скоро… Во всяком случае, так мне сказали: развод только ускорил дело. Но развожусь с ним я не поэтому.

— Да? — пробормотал растерявшийся Гнедич, едва ли не впервые в жизни упустивший инициативу дознания. Но в Эдне Дитриховне было нечто такое, из-за чего он не только верил ее словам, но и отдал ей эту инициативу едва ли не по доброй воле.

— Причину мне тоже незачем скрывать, тем более что полученный удар — то, что мой муж оказался бандитом и убийцей, — я уже, можно сказать, пережила… Хочу, чтобы вы поняли: это совсем не то, что называется «красивые слова». У меня у самой очень старые родители, отец болен, возможно, не доживет до отъезда в Мюнхен…

Она ненадолго умолкла, поскольку впервые за разговор голос женщины дрогнул. Но тут же взяла себя в руки.

— Мама… Пока я не представляю, как она перенесет, если такое случится, свое одиночество. В любом случае, я привыкла все ситуации выверять по себе и могу легко представить ее на месте одной из жертв этих или таких же, как эти, негодяев…

— Понимаю, — тихо произнес Олег.

— Вряд ли! — неожиданно резко возразила Эдна Дитриховна. — У меня ведь двое сыновей от этого… человека! И я не понаслышке знаю, что такое наследственность, гены… К тому же старший, Генрих, отца очень любит, он не понимает, почему папа, уехав так давно в командировку, до сих пор не возвращается. Он вообще похож больше на Вячеслава. Так что переезд в Мюнхен стал теперь еще важнее…

— Почему? — спросил Гнедич, понимая, что вопрос этот, в сущности, риторический, к протоколу ничего не добавит и не убавит.

— Видите ли, — серьезно ответила Эдна Дитриховна, — наукой доказано, что гены с большей вероятностью срабатывают, если ребенок растет в тех же или максимально близких условиях, в каких рос тот из предков, от кого они ему достались. Вот поэтому-то переезд в Германию и стал для нашей семьи так важен… Я ответила на ваши вопросы?

Покидая квартиру Грабкиных, Гнедич постарался как можно быстрее сбросить с себя атмосферу этого дома, напоминающую, как подумалось ему, почему-то о кладбище… Впрочем, фактически так оно и было: глава семьи здесь был явно зачислен в покойники и вопреки всему, что Олег знал о капитане, он невольно посочувствовал ему…

На улице был сыро и ветрено, в лицо оперативнику летела какая-то вполне омерзительная смесь дождя и снежной крупы. И все это в сочетании с мыслью о том, насколько пустым оказался визит к Эдне Дитриховне, никак не улучшало Олегу настроения. Вдобавок ко всему в кармане пиджака, до которого еще нужно было добраться, распахивая на холодном ветру пальто, надрывался мобильный.

— Черт с ним, подождут… — сердито пробормотал Гнедич и, оглядевшись по сторонам, обнаружил, к некоторому облегчению, совсем неподалеку только что вспыхнувшую вывеску какого-то кафе.

Спустя несколько минут, взяв чашку чая, на вид крепкого, и пару бутербродов с сыром и зеленью, Гнедич приземлился за один из многочисленных пустующих в это время столиков и лишь после этого снял пальто и посмотрел на определитель мобильного. На мониторе телефона красовался номер Турецкого, который тот вручил в самом начале следствия всем членам оперативно-следственной группы.

«Что-то срочное, — понял Олег и посмотрел на свои бутерброды почти с отчаянием. — Денек этот явно не мой…»

Судя по тому, что теперь номер Александра Борисовича оказался занят, действительно произошло что-то, из-за чего он обзванивал если и не всех подряд, то по крайней мере свободных от срочных заданий оперативников. Так что к чаю Гнедич приступил, чувствуя себя почти преступником за то, что не откликнулся вовремя.

До Турецкого он дозвонился только спустя минут пятнадцать.

— Почему не откликнулись сразу? — сухо поинтересовался руководитель опергруппы. И не дожидаясь ответа замявшегося Гнедича, а главное, даже не спросив о результатах визита к Эдне Дитриховне Грабкиной, вслед за этим коротко распорядился: — Жду вас у себя через сорок пять минут.

Олег посмотрел на заткнувшийся моментально мобильник, мониторчик которого свидетельствовал, что если он и успеет вовремя, то исключительно чудом, и поспешно покинул уютное, теплое кафе.

— Собачья погода, — пробормотал он на ходу, чуть ли не бегом двигаясь к светящейся вдалеке букве «М», — собачья работа… собачья жизнь… А я чего ожидал, когда двигал в менты?..

…При всем при том старший оперативник МУРа Олег Гнедич абсолютно не мог бы представить себе того, что произошло в квартире капитана Грабкина после его ухода.

Проводив гостя, Эдна Дитриховна некоторое время постояла в прихожей, прислушиваясь к происходящему за дверью — на лестничной площадке. Она слышала, как вызванный Олегом лифт остановился на их этаже, как затем раздвинулись и задвинулись его дверцы. Убедившись в том, что кабинка благополучно поехала вниз, женщина торопливым шагом двинулась вглубь квартиры.

Миновав гостиную, в которой принимала незваного гостя, затем пустую детскую с двухэтажной кроватью и разбросанными повсюду игрушками, Эдна Дитриховна открыла еще одну дверь — ведущую в третью комнату — супружескую спальню… Сейчас у нее было совсем иное выражение лица — в нем не осталось и следа холодности.

— Дорогой?.. — Она улыбнулась и шагнула в комнату, заполненную сгустившимися сумерками. — Ты где?..

Из-за ширмы, закрывавшей один из углов, навстречу ей шагнул высокий темноволосый мужчина, и почти в ту же секунду Эдна оказалась в его объятиях.

— Все! — В ее голосе появилась хрипотца, добавившая ему глубины и обертонов, почти завораживающих. — Больше они сюда точно не придут… Клянусь, нет!..

— Эдна… — пробормотал мужчина, прижимая к себе жену так крепко, что она едва не вскрикнула от боли. — Эдна… Что бы я делал без тебя?..

— Погоди, я совсем забыла тебе сказать… Точнее, не успела, принесло этого опера… — Она слегка отстранилась от мужа. — Твои документы будут готовы завтра, а через два дня у гражданина Германии герра Эрика Шуберта кончается проставленная в них виза… А это значит, дорогой, что послезавтра ты отбываешь «на родину»…

— Как мальчики? — Он снова прижал к себе жену слишком крепко, но она даже не поморщилась.

— Очень хорошо, не волнуйся, мама с папой, как обычно, кудахчут вокруг них, словно наседки. Потерпи, родной, конечно, ты не увидишь их довольно долго, зато потом…