главным, как говорила мать, следователем в Московской прокуратуре… Для Кольки это было все равно что работать ментом, которых он и его дружки старались обходить стороной, твердо зная, что от этой породы можно ждать в любой момент любой неприятности… Но вообще-то следовало признать: Колькин тезка Николай Петрович был вполне «нормальным мужиком»: никаких замечаний парням никогда не делал, даже если заставал их всей кучей стоящими в подъезде… И в ответ на дружное «Здрась-с-сте!» отвечал в таких случаях с улыбкой… Кроме того, и железную дверь в подъезде, и кодовый замок, единственный на весь дом, Познеев, говорят, почти полностью поставил на свои деньги.

Колька Мишин еще раз взглянул на следователя, как раз в этот момент набиравшего на замке код, и это было последнее, что он увидел, перед тем как на какое-то жуткое мгновение ослепнуть и оглохнуть одновременно… Это потом, спустя неизвестно сколько минут, он понял, что прогремел взрыв, а в первые секунды автоматически вскочил со скамейки и стоял, как последний дурак, столбом, крепко зажмурив глаза. Когда открыл их, сразу увидел и развороченную дверь подъезда, упавшую на землю, и лежавшего рядом с ней на спине, с раскинутыми руками Познеева, и выбитые стекла Кирилловых с первого этажа. И сам не зная почему, Колька вначале подпрыгнул на месте, а потом бросился к Николаю Петровичу, уже не видя, как в выбитых окнах замелькали лица соседей, не слыша, как надсадно кричит кто-то из женщин: «Уби-и- и-или!.. Ой, мамочки, уби-и-и-и…»

То, что он увидел, достигнув в несколько прыжков подъезда, Колька Мишин не забудет никогда.

Николай Петрович Познеев лежал неподвижно, с широко открытыми глазами, смотревшими в звездное, уже ночное небо, а горла и груди у него больше не было — вместо них Колько увидел сплошное кроваво-черное месиво… И он зачем-то встал рядом с телом следователя на колени и, тихонечко подвывая, позвал: «Дядь Коль, а, дядь Коль…» Хотя и законченному кретину было бы ясно, что Николай Петрович Познеев — мертв.

Потом откуда-то появилась мать и еще куча людей, и Колька только на следующий день понял, что, приди мать с работы вовремя, он наверняка остался бы сиротой… В одном легком халатике вылетела из подъезда с совершенно безумным лицом жена Познеева Марина, которую кто-то из женщин тут же силой увел назад. А потом — потом, кажется, прошла целая вечность, прежде чем тишину спального района Матвеевское разорвал вой милицейской сирены…

Кто-то о чем-то спрашивал Кольку, а он отвечал. Наконец, мать увела его домой и, наверное впервые с далеких, как казалось ему самому, детских лет, сама сияла с него и куртку, и ботинки и, словно больного, повела, обняв, на кухню, налила чай и стала поить им с ложечки, как маленького… К тому моменту, как в дверь настойчиво и длинно позвонили, Колька наконец пришел в себя и начал понемногу осознавать действительность.

Поначалу он расслышал, как в прихожей разговаривают какой-то мужчина и его мать. Мужчина — негромко и неразборчиво, мать — громко и сердито.

— Говорю вам, Коля в шоке! И потом, он уже все сказал, он ничего не видел, кроме… кроме взрыва…

— Анна Васильевна, — мужчина заговорил чуть громче, — я все понимаю, но очень вас прошу: мне необходимо задать мальчику всего пару вопросов именно сейчас, по горячим следам… Ваша соседка Ирина Петровна утверждает, что видела Колю незадолго до взрыва, когда выходила в магазин за хлебом, в сквере напротив дома… Возможно, он что-то заметил… Что-то, имеющее значение, важное!

— Мам! — хрипло откликнулся Колян, перед глазами которого вдруг словно сама по себе возникла серебристая иномарка. — Мам, пускай войдет!..

Анна Васильевна молча сдалась. И через минуту в их тесной кухоньке стало еще теснее. На Кольку смотрел сквозь толстые очки очень бледный черноволосый мужчина, худой, но необычайно высокий, на лице которого застыло выражение то ли усталости, то ли и вовсе муки.

— Здравствуй, Николай, — мужчина говорил как будто с трудом. — Спасибо, что согласился поговорить со мной… Меня зовут Аркадий Ильич Лайнер, я следователь Московской городской прокуратуры…

И, помолчав совсем немного, добавил:

— Коля Познеев был мне не только коллегой, но и самым близким другом…

На кухне повисла тишина. Потом Анна Васильевна вздохнула, пододвинула молча следователю стул и достала еще одну чашку.

— Спасибо, — пробормотал тот и, сложившись почти вдвое, сел напротив Коляна. Потом медленно достал из папки, зажатой у него в руках, какой-то бланк и ручку и как-то незаметно, пока мать наливала ему чай, начал расспрашивать.

— Это правда, что ты был в сквере напротив дома, или соседка ошиблась?

— Правда, — кивнул тот и, выдавив из себя улыбку, пояснил: — Она никогда не ошибается… Я ключ потерял, ну, и ждал, пока мать с работы придет…

— Значит, довольно часто смотрел на подъезд?

— Ну… Почти все время смотрел… Из-за футбола… А тут эта машина и приехала.

— Какая машина? — Лайнер перестал писать и поднял глаза на Кольку. Глаза были красные, все в прожилках, словно следователь не спал несколько ночей подряд.

— Иномарка, — поспешно сказал Колян. — У нас тут ни у кого таких нет, одно старье на стоянке, сами, наверное, видели…

— Сможешь описать поподробнее?

— Нет, наверное, — вздохнул тот. — Я марку издали не разглядел, только цвет, серебристый такой, он еще «металлик» называется… Ну, поначалу она у подъезда нашего встала, под окнами четвертой квартиры… У нас все наоборот, первые номера в последнем подъезде… А потом из нее дядька с пакетом вышел — такой… Обыкновенный…

— Он входил в подъезд?

Колька кивнул:

— Ненадолго… Я подумал, что в гости к кому-нибудь приехал, не сообразил вначале, только удивился, что вошел с пакетом, а потом вышел уже без пакета… Я только что понял, что без пакета… Это он дядю Колю взорвал?..

Следователь на Колькин вопрос не ответил, а задал свой:

— Ты его хоть немного разглядел? Сможешь описать?

Парень ненадолго задумался, пытаясь вернуться мысленно к тому моменту, когда незнакомец неожиданно вернулся обратно. Описать… Ну, как опишешь, если харя у него самая обычная?! А разглядеть он его, конечно, разглядел, если так хорошо помнит… На него, когда он выходил, как раз лампочка светила, только что зажглась над подъездом.

— Не знаю, — смущенно произнес он. — Обыкновенный такой мужик… Кепарь почти до глаз надвинут, куртка серая, нос… такой… обыкновенный… Я его, если б еще раз увидеть, узнал бы!

— Что — так хорошо разглядел? — в голосе Аркадия Ильича мелькнуло явное недоверие. И Колян обиделся:

— Когда он выходил, под козырьком лампочка как раз горела, я и разглядел!

Следователь немного помолчал, потом вздохнул:

— Куда он потом пошел?

— Никуда, — пожал плачами Колька. — Обратно в машину залез, а потом они отъехали к крайнему подъезду… Я думал, решили ждать кого-то, кто еще с работы не пришел…

— Они и ждали, судя по всему, — с горечью выдохнул Лайнер и, отодвинув протокол, достал из кармана мобильный, быстро набрал какой-то номер. Ответили ему сразу.

— Валера, — негромко произнес следователь, — возьми эксперта, пошуруйте возле первого… То есть, наоборот, последнего подъезда, там должны быть свежие следы от машины, иномарки… Ну да, если еще не затоптали… Я понимаю, что земля сухая… Да, на всякий случай!

Он отключил связь и снова взялся за ручку.

— Давай все же попробуем описать мужчину с пакетом… Скажем, начни с его роста: какой он на твой взгляд — высокий, низкий, средний?..

Колян сосредоточенно сдвинул брови, в очередной раз восстанавливая в памяти момент, когда незнакомец вышел из их подъезда.