обеих сторон.

– Не-е, Валера, – сказал щуплый, – мы не по этой части!

«Валера»... И Комар все понял. Это не американцы, не греки, а коренные свои, русаки. Причем даже не братва, с которой можно было бы договориться...

Тот, что был сзади, открыл простую коробочку и негромко хмыкнул. Передний обернулся к нему, помолчал и кивнул. Задний сунул коробочку за пазуху, захлопнул и вернул переднему кейс. А сам почти незаметно покинул машину. За ним вылез и щуплый. Его место занял тут же молодой человек, который представился Валерию:

– Грязнов, уголовный розыск России. Н-ну-с, посмотрим ваши документы, господин Комар Валерий Михайлович? Что? И вы Андриканис? Не слишком ли много Андриканисов, Валерий Михайлович, за одно утро? Расскажете, куда ценности государственные запрятали? Кому продали, за сколько, когда, а? Где остальное прячете?

Валерий вдруг почувствовал даже нечто вроде облегчения. Не убили, и то хлеб... Интересуются, вежливые... Как же, как же, а он прямо сейчас вот возьмет да и расколется! Как бы не так...

– Не дотянетесь, – наконец сказал он.

– Видите ли, Комар, – заметил Грязнов, – как раз в ваших интересах, чтоб мы дотянулись. И как можно скорее. От этого ваша жизнь зависит. Вы ведь многим успели насолить. Так что сами понимаете... Сейчас мы вас, согласно договоренности, передадим сотрудникам ФБР. Они вас выдадут Греции, где вы не задержитесь, поскольку уже имеется постановление о вашей экстрадиции в Россию. Мы вам сбежать не дадим, но ведь и шейх Аль-Касим дважды приказы не отдает. И разве отрезанная голова вашего партнера Левона Аракеляна вам ни о чем не говорит?.. Смотрите-ка, парадокс! Говорит отрезанная голова...

– На хрена мне ваши парадоксы?! – взорвался вдруг Комар.

– Ну-ну, мальчик, тихо, – успокоил его «служащий аэропорта» и для верности положил тяжелую ладонь на плечо.

– Я, может быть, и скажу... И банк, и номер сейфа... Но только тогда, когда буду абсолютно уверен, что моей жизни ничто не угрожает.

– В каком смысле – ничто? – поинтересовался Грязнов. – От тюрьмы никуда не деться. Что заслужили, то и получите. Но с учетом помощи следствию, возврата похищенных средств и так далее. Вы в прошлом финансист и прекрасно знаете, какие наказания следуют за подобные деяния.

– Ну вот окажусь в России, тогда и поговорим. А пока я лучше промолчу. Молчание в любом случае мне не повредит.

– Верно, об этом говорил и великий иезуит Игнацио Лойола. Ну что ж, тогда, как говорится, до скорой встречи в отечестве.

Денис вышел из джипа, заметив подходящих к нему Саймона Нэта и рослого седого человека со шрамом на щеке.

– Рой Харт, – представил Саймон Денису своего спутника. – Сотрудник Интерпола.

– Грязнов, – коротко назвался Денис.

С другой стороны Кротов вывел Комара с «дипломатом» в руке. К Валерию по знаку Харта тотчас подошли двое его сотрудников и, надев наручники, проводили к автомобилю, стоящему неподалеку.

– Мой старый друг Алексей Кротов, – представил Саймон.

– Рой Харт, – повторил седой.

– Господа, – серьезно заговорил Нэт, но глаза его при этом просто изучали веселье, – вы не хотите сердечно поздравить мистера Харта с прекрасно проведенной операцией по задержанию опасного преступника и мошенника Валерия Комара?

– Примите наши поздравления! – приложив ладони к груди, склонили головы Грязнов с Кротовым.

– Благодарю, – не дрогнув ни одним мускулом на лице, ответил Харт, естественно, по-английски и пожал русским сыщикам руки. – Я откланяюсь, господа?

– И где же ваши сотрудники, мистер Саймон? – спросил Денис, глядя вслед удаляющемуся Харту.

– Они – вокруг, – улыбнулся Нэт. – Так когда вылетаете?

– Думаем, завтра, ночным. А с Комаром не может повториться какой-нибудь бельгийский вариант?

– У Роя этот номер не пройдет, – засмеялся Саймон. – Значит, завтра. А когда на посошок?

– Вы наш гость, ваше желание – закон.

– Я скажу, чуть позже... А завтра, господа, все наши газеты сообщат о задержании российского афериста Валерия Комара по подозрению в хищении драгоценностей Гохрана России, стоимость которых превышает более двухсот миллионов долларов. Надеюсь, вы не станете возражать, господа? Мы же все- таки находимся с вами в Соединенных Штатах! Особо будет отмечено, что операцию с блеском провели сотрудники Интерпола.

– А разве что-то было не так? – удивился Денис Грязнов.

И все дружно рассмеялись.

Обрыдла жизнь полковнику Довбне, обрыдла до такой степени, что хоть ложись и вой волком... Приезжал он домой поздно, молча проходил через всю квартиру, отделанную под евростандарт, в свой кабинет, где валился ничком на старый кожаный диван – единственное родительское наследство, по счастливой случайности не выброшенное супругой, и долго ворочался, не в силах заснуть.

Мысли постоянно были одни и те же – о сыновьях-офицерах, служивших в Таджикистане. Иногда снились Афган и Чечня, но это была какая-то фантастическая смесь искаженных лиц, стрельбы и погони, отчего он, просыпаясь в поту, уставал еще больше, чем от тяжелых собственных мыслей.

Однажды, перебирая старые фотографии, наткнулся на нечетко отпечанный снимок, сделанный бог весть когда, еще в Афгане. Огромный валун, а на его макушке уместились сразу несколько человек. С трудом, но разобрать можно: Валера Саргачев, Севка Голованов, Володя Демидов, Филя Агеев, Колька Свиридов и сам он, Тимофей Довбня. Нельзя сказать, что близко уж очень были знакомы, но разведка есть разведка, здесь вроде все свои.

Парней он позже встречал и в Чечне, под Урус-Мартаном. Но уже без Саргача, слух прошел, что получил он Героя, но уже посмертно. Встретился он с ребятами в Ставрополе, где ожидал решения своей судьбы, после того как послал по известному адресу бравого генерала, подписавшего постыдный мир. Парни сами пришли к нему в гостиничный номер, крепко пожали ему руку и выпили по стакану водяры. А расставаясь, кажется, Головач оставил ему свой московский телефон.

И вдруг Довбне пришла в голову совершенно здравая мысль: ведь именно они единственные во всем мире выслушают его и поймут. Могут, конечно, и не простить, но пусть хоть выслушают, дадут душу излить...

В тот раз звонить было уже поздно, шел второй час ночи. А на следующий день, дозвонившись, услышал милый женский голос, сказавший, что Всеволод Михайлович в настоящее время в командировке. Жена Головача поинтересовалась, кто звонит. Довбня представился старым товарищем Севы по Афгану и Чечне. Тогда женщина доверительно сказала, что вообще-то Сева за границей, а вот когда вернется, то обязательно ему позвонит, попросила продиктовать номер телефона. Он дал мобильный.

Прошла неделя, другая, и вот наконец вечером зазвонил мобильник.

– Тимофей? – услышал Довбня незнакомый голос.

– Я... – Полковник уже отвык от простецкого обращения к себе. – А кто мной интересуется?

– Головача не забыл? – рассмеялся Сева.

– Господи! Наконец-то... Приехал?

– Ты хотел встретиться? Или у тебя другие заботы, господин полковник? – с явной иронией спросил Головач.

– Тебе что-нибудь известно про меня? – насторожился Довбня.

– Достаточно, чтобы понять, что без крайней нужды ты не позвонишь. Ну рассказывай, в чем дело? – Голос Головача был, мягко говоря, прохладен. Да и разговор совсем не телефонный.

– Если разрешишь, я хотел бы подъехать...

– Валяй, Тимофей. Раз позвонил, адрес знаешь? Служба, поди, обеспечила?