ранге чрезвычайного и полномочного по­ела. И все дела. Не впервой. Бывшие премьеры по­слами сидят. А если уж брать, то брать надо с по­личным. Или позор, или петля. Я жду и дождусь этого момента.

Не будет вести Павлов двойную игру?

Может. Счет-то швейцарский тю-тю! Он попыта­ется найти каналы убраться за границу. Сделать ему это будет трудно. Визы он не получит ни при каких условиях. Значит, остаются каналы тайные. Кто ему может подсобить? Думаю, недостатка в благодетелях не будет, если он хорошо заплатит. Однако и здесь имеются проблемы. Охрана, люди генерала Самсоно­ва. Приказ жесткий, вплоть до применения оружия.

Каковы планы Николая Васильевича насчет Пав­лова?

Он говорит: сам кашу заварил, пусть сам и рас­хлебывает.

То есть руками купленных сотрудников навести порядок в притонах Бурята?

В принципе план такой.

Много кровушки будет. И смертей.

Мне лично ни тех ни других не жаль. Чем боль­ше с обеих сторон подохнет, тем лучше.

А как же заповедь Господня? «Не суди, да не судим будешь»...

Знаешь, Костя. Разочаровался я во всех этих за­поведях! Где он, Господь Бог?! Куда он смотрит? Уби­ вают, грабят, насилуют, а мы все на Господа Бога упо­ваем!

Да-а, — протянул Меркулов. — Теперь вижу, оз­верел ты от бумаг... Ты когда в последний раз был в отпуске?

Чтоб толком отдохнуть, давно не был. Случалось, по мелочам. День-другой. Вот прошлой осенью — не­делька выпала, когда в газету уходил...

Может, в отпуск тебя отправить?

Отправь, Костя!

Пиши заявление.

Меркулов выложил чистый лист бумаги и авторуч­ку. Турецкий глянул на начальника и понял, что тот не шутит.

Нет, я все-таки немного погожу, Константин Дмитриевич.

Нечего годить! — повысил голос Меркулов. — И будь добр, подчиняйся приказу заместителя генпро­ курора. Не сумасбродничай.

Ладно, но после окончания дела.

Нет! С завтрашнего дня!

Ну и хрен с вами! — махнул рукой Турецкий, придвинул лист, взял авторучку, подумал и вздох­нул. — Не могу. Извини, Константин Дмитриевич.

«Извини», — пробурчал Меркулов. — Озлобил­ся ты, Турецкий, на нашей работе. Людей не жаль... А мне вот жаль! Не кто-нибудь, наш, русский брат дохнуть будет! Павловых, Пестовых — тех не жаль! Я бы их сам собственными руками...

Меркулов побледнел, схватился за сердце, быстро достал таблетку нитроглицерина, положил под язык..

Костя, ты чего?! — перепугался Турецкий, вска­кивая и подбегая к Меркулову. — Ну и дурак же я! А с дурака что взять?! Доктора вызвать?

Вызовешь, а завтра же прочтешь приказ о моем увольнении по состоянию здоровья. Ничего. Уже легче.

Давай-ка лучше мы тебя отправим куда-нибудь подальше. Подлечишься, отдохнешь...

Куда это подальше?

Куда хочешь! Слыхал про Анталию? Вот туда и поедешь!

Ничего мне не поможет, Саша. Никакая Анта­лия... Укатали сивку крутые горки. Я как-то говорил с генеральным о своей замене, — прозрачно посмот­рел на друга Меркулов.

Да ни за что! Хоть золотом осыпь! Я еще моло­дой. Мне жить хочется. Я лучше постовым пойду! Там хоть дело живое.

Ты не горячись. Подумай. При твоем темпера­менте ты на любом посту найдешь живое дело.

И что генеральный? — буркнул Турецкий.

Одобрил. Я умирать пока не собираюсь. Поживу, но, чую, пора и на отдых. А в нашем доме, сам зна­ ешь, желающих — только свистни. Толпа набежит! А мне ты нужен.

Эх, Костя, — только и смог ответить Турецкий. — Пойду. Документики забрать?

Забирай. — Меркулов помолчал. — А ведь ты прав. Пожрут они друг друга. Ей-богу, пожрут! Как... пауки в банке!

В мрачном настроении подходил к своему кабинету Турецкий. Два инфаркта было у Меркулова. Третий, говорят, чаще всего — последний. Турецкий даже не мог представить себе, как он обойдется без Меркулова, если того подкузьмит здоровье. Все удары, которые ме­тили в него, Турецкого, замгенпрокурора Меркулов при­нимал на себя. Турецкий и не прав бывал, и действовал резко и прямолинейно, а на красном- то ковре отдувал­ся за него он, Меркулов. Да что говорить, не было бы на свете заместителя генпрокурора Константина Дмит­риевича, не появился бы и старший следователь по осо­бо важным делам при генпрокуроре Турецкий. Турец­кий считал себя учеником Меркулова и гордился этим.

В коридоре, уже подходя к двери кабинета, Алек­сандр заметил Саргачева, который, тоже увидев следо­вателя, поспешил ему навстречу.

Як тебе.

Заходи, — распахнул дверь Турецкий, пропус­кая нежданного гостя. — Кофе?

Если есть что-нибудь покрепче, тоже не отка­жусь, — откликнулся Саргачев.

В Греции все есть! — улыбнулся Турецкий. — Рас­полагайся, будь как дома, но не забывай, что в гостях!

Кофе был приготовлен быстро, разлит по рюмкам коньяк, и даже нашлась закуска, два замороженных банана. Выпили, и Турецкий вопросительно посмот­рел на полковника.

Если гора не идет к Магомету... — начал было Саргачев, но Турецкий перебил его:

Старо, Валера. Ты давай уж сразу, без всяких там Магометов.

Думаю, с чего начать.

Раньше ты был более решителен. А хочешь, под­скажу?

Подскажи, — заинтересованно сказал Саргачев.

Я бы на твоем месте начал так: «Пришел я к тебе, старый мой бывший друг и приятель, по весьма скорбному случаю. Устроила мне венчанная жена моя Лариса Ивановна выволочку...» Позднее и мысли при­дут. И могут быть даже хорошими.

Саргачев наполнил рюмку, выпил и закурил.

Вижу, ты зря времени не терял.

Мне очень нравится самый короткий анекдот про Чапаева. «Василий Иванович! Белые сзади!» — «Впе­ред, Петька!» Вот и я, Валера, только вперед.

Да, венчанная жена устроила мне сцену, — твер­дым голосом заявил Саргачев.

К нему вдруг вернулись спокойствие и решимость, которые всегда приходили в тяжелые минуты жизни, как бывало в Афгане, как бывало и в Чечне.

Она была потрясена на кладбище.

Я тоже, — сказал Турецкий.

Попросила, а точнее, потребовала, чтобы я по­ехал к тебе. И вот я приехал.

Я понял, она хочет получить информацию из пер­вых рук. Хочет знать, чем мы располагаем по делу картежника Веста?

Ты прав на все сто процентов.

Это вы узнаете, когда будете знакомиться с де­лом в качестве обвиняемых.

Ты что, подозреваешь нас в убийстве Андрея?

Не только подозреваю, я убежден, что именно по приказу Ларисы Ивановны было совершено это заказ­ное убийство.

Имеются хоть какие-то доказательства?

Иначе я бы молчал.