— Да кого ты слушаешь, Дениска! Тоже мне — кофейная гуща! Чему ты молодежь учишь, старший следователь по особо важным, а?! А ты, Дениска, тоже дурацкие вопросы задаешь! Ты разве не видел, как он ночами кумекал?
— Потише, Слава, — тронул его за рукав Турецкий. — Это же все-таки тайна следствия.
— В том-то и дело, а ты мне мою молодежь развращаешь. Сел — погадал, и нате вам — решение! Вот, Дениска, следи за ходом мысли. Ты же, в общем, в курсе дела. Первое — самолет из Франкфурта. У Алмазова там филиал — два. Убили не только Алмазова, но и курьера из Германии — три. За Кочергой, который всю ночь у нас на кухне исповедовался, охотились во Франкфурте, а достали-таки в Москве — четыре. Куда Отарик Санишвили слинял, тот, чьей бабы квартиру мы с тобой вскрывали? В Германию — пять. Видишь, у меня на руке пальцы кончились, и это еще наверняка не все. Твой дорогой дядь Саша не все еще рассказал. Понимаешь теперь, откуда берется эта твоя интуиция? То-то, племяш, учиться тебе надо… Эй, мужики, вижу шевеление!
Через стекло балконной двери они увидели входящего в комнату начальника МУРа Юру Федорова в полковничьей форме, а следом за ним осанистого дядьку, который был в штатском.
— Ну вот тебе, — недовольно заметил Грязнов, — и наш славный Московский уголовный розыск в лице его последнего на сегодняшний день начальника, а с ним и дружок его, чтоб мои глаза не видели, — Валерка Лагунин.
— Ах, вон это кто! — узнал теперь и Турецкий. — А я гляжу, физия вроде знакомая, а вспомнить не могу.
— Та еще гнида! — пробурчал Грязнов. — Прет наверх, как танк. Все сметает на своем пути. Пяток своих преданных корешей подсидел. А в середине года получил генеральскую папаху и теперь начальник особой инспекции по личному составу в МВД. Вот погоди еще немного и увидишь, что этот тип устраивается в кресле замминистра. Особая ж инспекция у нас — это как гестапо, самая грязная служба во всей эмвэдэшной системе.
— А на хрена он Шуре? Ну, может, сыграл какую роль при ее назначении, так от него, поди, ничего и не зависело.
— Не скажи… Раз сам напросился, значит, ему чего-нибудь нужно. И послать его к едрене фене тоже никак нельзя. Вот и будем теперь терпеть весь вечер гниду… Слушай, Саня, — вдруг таинственно наклонился Грязнов, — а вдруг это ему Олег Шурин нужен? Он же у нас не последняя шишка в комиссии по преступности при Совете безопасности! На службе-то Олег его запросто на хрен пошлет и даже не обернется, а так, в домашних, как говорят, условиях? А? Ну народ! Каждый свою дерьмовую политику вершит где может!
— Ну ты даешь, Вячеслав Иваныч! — восхитился Турецкий такому неожиданному ходу мыслей Грязнова.
А с другой стороны, почему бы и нет? Славка тоже ведь не первый день на свете обретается. И опыта общения с подобными «гнидами» ему тоже не занимать… Надо было идти в дом, но подлючая подначка так и лезла, так и рвалась на волю.
— Знаю я его, — небрежно кинул Турецкий. — И человек — дерьмовый, но что хуже — бабник страшенный. Ничего святого. И чем только берет, не понимаю — ведь никакого вида, а бабы от него стонут. Ты бы, Славка, не подпускал его к Татьяне ближе, чем на метр, уведет ведь, подлец!
И все в нем возликовало, когда Саша увидел, как ринулся Грязнов в комнату, где в настоящий момент генерал Лагунин уже наклонял лысеющую голову, чтобы приложиться к ручке блистательно-эффектной Татьяны Павловны. Грязнов по-свойски отодвинул Лагунина в сторону, как передвигают мебель, походя поздоровался, и вот уже Татьяна с его помощью оказалась по другую сторону стола вне досягаемости генерала.
Все, что касалось Лагунина, Турецкий конечно же сочинил, но ведь он хорошо знал нравы милицейского генералитета. А то, что этот Лагунин охотно поможет Танюше не только институт закончить, но и немедленно в свое ведомство заберет, под себя то есть, это ни в каких доказательствах не нуждается. Поэтому прав он был лишь в одном: не бросай роскошную Татьяну, и нечего ее всяким генералам демонстрировать.
Олег индифферентно, со скучной миной, наблюдал за процессом появления гостей. Саша перехватил взгляд Шурочки, брошенный сыну, а после — на Лагунина и понял, что она тем самым показала Альке, кто среди гостей — девятый. Потом она сама представила генерала-особиста Олегу, и, как показалось Саше, Лагунин очень ему не понравился. Возникла неучтенная, неловкая пауза, во время которой две женщины поправляли на столе приборы, Олег доставал из стенного бара бутылки и откупоривал их без всякого разбора. Федоров при виде обильнейшего стола довольно потирал руки и морщил нос, принюхиваясь к аппетитным запахам, доносившимся из кухни.
Наконец появился Костя Меркулов, держа в руках огромную коробку с тортом. С его приходом стало как-то спокойнее, увереннее и веселее. И вся компания стала рассаживаться за столом.
К Меркулову вернулась его былая застольная раскованность, которая позволяла ему быть своим человеком в любой компании и в любой питейной точке, забегаловке Москвы и ее ближних окрестностей. Он с блеском произнес пару тостов и за сверкающие Шурочкины погоны, и за ее способности собирать вокруг себя только тех, кто этого поистине достоин. Словом, намеков было выше головы, но они никого не обижали, а, напротив, вызывали взрывы нового веселья. Косте удалось очень быстро поломать напряжение, возникшее от присутствия чужого, в общем, человека, и застолье покатилось.
Что любопытно: ну вот собираются, скажем, в узком праздничном кругу художники или компьютерщики. О чем они беседуют? Конечно, о своих делах, о том, что, в первую очередь, интересно им. А они сегодня? Естественно, если бы тут не оказалось «чужого» генерала, уже давно обсуждали бы, все более горячась, перипетии текущих дел. Поскольку практически все гости пусть в разной степени, но имеют к ним отношение. Не говоря уже о свидетельнице Грибовой, которой все больше внимания, этак ненавязчиво, стал уделять Олег.
Была у Грязнова одна хорошая, но опасная для него самого черта. Несмотря на свой богатейший муровский опыт, где доверяй и проверяй — не хохма бывшего американского президента, а основной принцип розыскной работы, Славка безмерно доверчив. К своим людям, конечно. Вот та же Татьяна. Неизвестно, конечно, до какой температуры дошли их взаимоотношения, но раз он ее таскает с собой по гостям, значит, она ему не просто приятельница. Ладно, Славка, размышлял Турецкий, нравится она тебе — это хорошо, но нельзя быть абсолютно уверенным в обратном. Она же молодая баба, наверняка знает себе цену, потому что не может не видеть, как ее разглядывают мужики и чего они от нее хотят. И то, что она до сих пор не замужем, совсем не значит, что она девственно чиста в ожидании принца. Заочный юрфак — тоже ведь не от самой хорошей жизни. Ну вот, сейчас у нее Славка нашелся. Мог бы и другой. Но Грязнов — далеко не принц! И годки его подбираются к среднестатистическому пенсиону. Словом, как в том еврейском анекдоте, — это не фасон для невесты. А кто же тогда «фасон»? Да вон он, почти напротив сидит — совсем молодой, но уже достигший немалых высот на правоохранительной ниве, Олежка, Алька, Шурочкин младшенький. Чем не жених? Одним словом, зря Славка притащил сюда свою даму, отобьют, уведут, видит Бог… Но он — доверчивая душа, ничего не замечает, и зря. Но как ему сказать об этом, чтоб не обидеть?..
Пока Саша совершенствовал в себе умение вести внутренние монологи, за столом произошли некоторые тематические изменения. Народ, не единожды опрокинувший рюмки за Шурину генеральскую папаху, перекинулся на общую политику и наконец затронул самое больное и близкое — тему разгула мафии.
Никто пока намеренно не касался дела, которое вел Турецкий, как вдруг этот
— А значит, ва-ашего бога-атенького, получается, прикончил на этот раз его собственный телохра- анитель?
Турецкий не успел ни подтвердить, ни опровергнуть сей вопрос-утверждение по двум причинам. Во- первых, его рот был занят копченой курицей, которую Саша разрешал себе время от времени для удобства запивать легким вином. Во избежание соблазна хорошо надраться. Почему-то вдруг появилось такое желание. Ну а во-вторых, его опередил Костя Меркулов, перехватил инициативу и вяло, как о чем-то
