В коммерческом гараже, где работает Мефодьич, телефон, конечно, есть, но звонить туда в это время может только ненормальный. Или «новый» русский. Турецкий не был ни тем, ни другим и к гаражу ни малейшего отношения не имел. Но зато он уже достаточное количество лет знал Мефодьича. Полностью его величают Юрий Мефодьевич Малинин, он механик золотые руки, но при этом непревзойденный фантазер. С машинами он может делать чудеса, но… только когда загорается. Что бывает с ним нечасто. В остальные дни Мефодьич толковый исполнитель — не более. Но ценит его гаражный народ именно за краткие минуты взлета духа.

Надо было видеть, как он работает. Ну вот, скажем, боковое стекло заедает. Мефодьич расстилает брезент, в мгновенье ока разбирает всю дверь, что-то урчит про себя — не то поет, не то стонет от презрения к автомобилестроителям, затем все собирает и ставит на место. И дверца, и стекло работают идеально, но на брезенте остается кучка мелких деталей, винтики какие-то, гаечки. Их он с презрением отпихивает носком ботинка: «Выкинь к такой-то фене!» И ты видишь, что детали действительно лишние, без ума поставлены, только мешают. Вот такой человек. И так во всем.

Мефодьич проживает в пятиэтажке, старой еще, хрущевской, из первых, и неподалеку от гаража. К нему можно, конечно, послать гонца и попросить приехать, объяснив ситуацию. Можно, но — непорядок. За ним следует ехать самому. Что Саша немедленно и сделал.

Дорога не слишком длинна: тридцать пять минут на метро — это хороший и здоровый сон, затем пересадка и пять минут ходьбы. Долго объяснять Мефодьичу нет необходимости. Он краток: не заводится, так. Батарею посадил, так. Ясно. Будем ехать.

В коммерческом гараже Мефодьич долго ходит между машинами, выбирает, на какой ехать, останавливается на роскошной малиновой «вольво». Затем идет куда-то в угол, гремит ключами, выносит на свет божий чемодан, где содержит все свое хозяйство, включая добротную кувалду, следом вытаскивает «свежий», надо понимать, аккумулятор, все укладывает во вместительный багажник, и они наконец тронулись.

Минут через двадцать Мефодьич уже приступает к «жигуленку», а его тупому хозяину велит не вертеться под ногами и идти по своим дела. Машинка, говорит он, скоро поедет. Ну, раз Мефодьич уверен в себе, а точнее, в этой старой тачке, можно спокойно отправляться домой: звонить на квартиру Петренко и планировать дальнейшее свое существование в зависимости от той суммы, которую, не торгуясь, назовет механик. Между прочим, когда он «в ударе», так сказать, он клиента не грабит. Вероятно, талант, точнее его спонтанные проявления постоянно соседствуют с совестью. Одно без другого никак — и Мефодьич тому живой пример. Турецкий подсчитал свои жалкие купюры, прикинул, что должно хватить, на худой конец, у Грязнова можно занять под отпускные, так что все в норме. И только после этого он дважды набрал номер Петренко. Все правильно. Кочерга взял трубку только после второго набора.

Он сообщил, что послушно сидит в ожидании своих телохранителей, только вот одна случилась незадача: курева нет. А, как на зло, курить припекло чуть не до смерти!

— Потерпите, Виктор Антонович, ведь уже десятый час. Они обещали быть к десяти. Я вас очень прошу, сидите и не рыпайтесь, для вашей же безопасности, неужели до сих пор неясно?!

А между прочим, это Турецкий на Славкин будильник смотрел. На его собственных было уже десять, и с маленьким хвостиком. Что-то непонятно: задерживается славное утро…

Позвонил Федорову домой — долгие гудки. Ну конечно, он же выехал на работу. Телефон в его кабинете тоже молчит. Куда народ подевался?.. Косте сейчас звонить почему-то не хотелось. Турецкий решил сперва закончить с Кочергой, привезти его в прокуратуру, а уж тогда и предъявить водителя- телохранителя Меркулову. Лишние советы ему в настоящий момент тоже ни к чему. Он отправился в соседний двор, где Мефодьич возился с машиной.

— Будь он неладен, этот твой паршивец! — так он встретил появление хозяина.

— Что, Юрий Мефодьевич, совсем беда?

— Да какая беда! — недовольно буркнул он. — Мелкие неприятности. А ты, Александр, друг мой, давай-ка меняй по-быстрому машину. Негоже на подобной развалюхе ответственному человеку позориться.

— Так ведь новый транспорт больших денег стоит…

— А ты, значит, не играй в неподкупного, станешь вон на той кататься, — Мефодьич кивнул на малиновую «вольво».

— Не по чину мне такая.

— Вот и я о том говорю, — согласился неожиданно Мефодьич. — Ну, батарейку-то я тебе заменил. Эта хоть и не новая, но послужит, а твою в гараж заберу, там энтого дерьма не считают.

— Значит, теперь поедет?

— А чего ей не ехать?.. Говно, конечно, машинка-то, но еще побегает.

— И что же, на этот раз ни одной лишней детали? — вспомнил Саша его обычай всякие винтики- гаечки носком отпихивать.

— Дак откуда ж им тут быть, если я ее уже десяток раз перебирал? — Мефодьич выпрямился во весь свой рост, набычился и взглянул поверх очков.

— И то верно, Мефодьич. Сколько я тебе должен?

— По-божески… Полтинник приготовил? Ага? Ну еще десятку добавь, на бензин. На, держи ключи.

Что ж, по нынешним временам действительно по-божески. Мефодьич небрежно сунул купюры в карман куртки и обошел машину со всех сторон. Зная эту его привычку — вечно оставлять инструмент где ни попадя, Турецкий ходил за ним и подбирал с асфальта отвертку, ключ, почему-то зубило. Наконец все вроде собрано, старый аккумулятор небрежно засунут в багажник «вольво». Мефодьич знаком пальца показал, чтоб Саша завел движок. Мотор радостно зафырчал. Мефодьич, склонив голову, послушал урчание двигателя, резко высморкался в сторону с помощью двух пальцев и, уже не глядя на Турецкого, махнул рукой: ладно, мол, работает — и хрен с ней, поехал я…