банкиром можно именовать «курьером». И что дальше? Дальше расклад таков: ускользнул, стало быть, шофер от тех, что за ним приходили, в Москве объявился, и теперь он очень опасный свидетель, поскольку наверняка видел тех, кто садился в «мерседес» возле аэровокзала. Впрочем, даже если и не видел или второпях не успел разглядеть, то все равно он теперь для «них» заноза, лишний, и от него, уже вспугнутого «ими», можно ожидать любой подлянки: либо его самого загребут менты, либо, что гораздо хуже, он сам к ним явится. Сказать все это едва пришедшему в себя Кочерге значит снова врезать ему под дых, а проще говоря, нокаутировать. Поэтому Турецкий решил, что важнее сейчас успокоить его, преуменьшить опасность, хотя делать этого, возможно, и не следовало.
— Не знаю, — тянул он, — может быть, они и не собирались вас убивать, а хотели сперва разузнать, что вам самому известно. Хотя, с другой стороны… В общем, так скажу, причем со всей ответственностью: вам, Виктор Антонович, надо сейчас быть предельно осторожным. Никуда не соваться, не появляться там, где вас знают, и прочее.
— Я тоже так думаю… Вот потому прямо от вас, ну как только вы со мной закончите, рвану к дружку своему, к Петренко. Одобряете?
Нет, этого Турецкий не одобрил. К тому же на дворе давно ночь, а кончать допрос он вовсе не собирался…
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 октября
…Завершили они лишь под утро. Турецкий все задавал и задавал вопросы Кочерге. Потом, после неоднократных проверок и уточнений, стал излагать на бланке допроса свидетеля все свои вопросы заново и, подробно занося ответы, давал Кочерге подписывать каждый ответ и каждую страницу.
Светало. Оба устали как собаки. Кочерга был вялым и начал даже клевать носом: почти двенадцатичасовой разговор утомил его основательно. А ведь он еще собирался куда-то мчаться и прятаться. Чистое безумие. Хотя… как он сам говорил, за тридцать часов до своего любимого Висбадена?.. Или это речь шла о Франкфурте? Черт возьми, Турецкий чувствовал, что и у него самого все в башке перемешалось. Но отпускать сейчас мужика в любом случае было бы безумством. А если не отпускать, то что делать? Воскресенье же! Где и кого сейчас, на рассвете, искать?
— Виктор Антонович, — сказал Саша, пытаясь выглядеть бодрым, — знаете что, давайте-ка я вам вот тут, на кухне, постелю. Гости у нашего хозяина, как я понимаю, давно разошлись, все спокойно почивают. Давайте и мы с вами отдохнем, а утром, как сказано задолго до нас, все мудренее. Раскладушку я вам, во всяком случае, обещаю. И крепкий кофе утром.
— Да ведь и так уже утро, Сан Борисыч, — будто проснулся Кочерга и, увидев обеспокоенный взгляд следователя, как-то залихватски добавил: — Да вы за меня-то не бойтесь! Я знаете по сколько часов бодрствовать научился? Ого-го! А потом, я же к Петренко поеду, у него и отсижусь пока. У Петренко, Сан Борисыч, чистая Брестская крепость, ни из какой пушки не достанут, это я вам правду говорю.
«Ах, глупый ты человек, господин — или все-таки еще гражданин Кочерга!.. Кабы ты знал… Достанут, да еще так, что ты, дорогой, и крякнуть напоследок не успеешь…» Но говорить это человеку, который и так уже был основательно напуган, Турецкий посчитал не совсем уместным. Эх, ты, телохранитель без портфеля!..
— Я полагаю, будет самым правильным, если я вас лично доставлю к этому вашему другу Петренко.
— Да ну, зачем?! — бурно запротестовал Кочерга, и Саша его понял так, что ему, пожалуй, несмотря на весь свой страх, тем не менее не шибко хотелось выдавать следователю адрес друга и сменщика.
Впрочем, понять-то, конечно, можно: наверняка есть у них там свои дела, свой «гешефтик», как называет этот несомненно пахнущий криминалом бизнес Витек. А с другой стороны, какой бизнес сегодня в родном Отечестве не пахнет криминалом?..
— Ладно, — вынужден был во имя сохранения доверия согласиться Турецкий. — Валяйте, езжайте сами, но я вас все-таки провожу, принимается такой вариант? Вы — на своей вишневой, а я уж по- стариковски, на «жигуле». Или и этот вариант вас не устраивает? Впрочем, глядите, охоту ведь не на меня объявили. Я бы на вашем месте перестраховался… Тем более что сегодня я попрошу вас в обязательном порядке быть у меня в прокуратуре. И не волнуйтесь, вас не только пустят, но и проводят, чтоб, не дай Бог, чего не стряслось.
Сам же решил, что где-нибудь в районе девяти утра он произведет контрольный звонок Косте и сообщит, чем занимался всю нынешнюю ночь. Наверняка и тот захочет побеседовать со свидетелем. Значит, нужно встретиться в прокуратуре, а где же еще? Этот Кочерга верно заметил: убивают, сказал, ежедневно, когда ж следователям-то отдыхать? До того ли?
Но отпускать Кочергу одного Турецкий тоже не желал. Назначив время следующего свидания на одиннадцать утра, чтобы дать человеку поспать и прийти в себя, он пошел проводить его на улицу.
Вишневая «девятка» была запаркована в квартале от грязновского дома и в пятнадцати метрах от многострадального «жигуленка». Турецкий ободряюще улыбнулся Кочерге, по-приятельски махнул рукой и, когда его машина отъехала от бровки тротуара, пошел к своей. Оглянулся привычно, хвоста в столь ранний час не обнаружил, быстро сел за руль и… «Ну что?! Черт бы тебя побрал! Почему, когда надо именно позарез, зажигание отказывает?!»
Он крутил ключ и матерился вслух до тех пор, пока не посадил аккумулятор. Естественно, вишневая «девятка» не стала дожидаться и благополучно скрылась из виду.
Все, что можно было высказать в свой собственный адрес, не стесняясь ушей Всеслышащего, Турецкий немедленно и со страстью произнес. А между прочим, Всевидящий мог бы, наблюдая такого идиота перед собой, хоть намеком заметить: о мертвых-то обязательно позаботятся на небесах и как-нибудь без посторонней помощи, а вот тебе, Александр Борисович, следовало бы, прежде чем принимать решение, о живых подумать. А ты не взял ни адреса, ни даже телефона этого Петренко. И не спросил, как его зовут, будто этот Петренко в Москве один. Действительно, дурак! Впрочем, если сильно повезет, его координаты можно будет выяснить в банке (по Кочерге — в конторе) покойного Алмазова. Если, конечно, кто-нибудь слышал о шофере, которому банкир время от времени платил за работу наличными. Сомнительно, однако.
Да, Турецкий, дал ты маху… Что ж оставалось делать? Возвращаться домой и садиться плотно на телефон? А что, разве имелось другое, более разумное предложение?..
Так сколько же в Москве этих Петренко? Несколько лет назад, вспомнил Турецкий, по какому-то делу черт отправил его на Кубань, в одну станицу, где по следственным данным скрывался некий очень нехороший человек. Трудно было поверить, что на поселок, где проживает всего каких-то шестьсот пятьдесят человек, пришлось более двух сотен Петренко. В столице их, конечно, меньше, хотя, кто знает…
У Грязнова, естественно, имелась телефонная книга. Да не одна. И выпускает их уже не государство, как тому положено быть, а какие-то частные лавочки. Впрочем, наплевать, были бы Петренки… Они были: Петренко А. А., еще один Петренко, и тоже А. А., Петренко В. И., Петренко В. Г. и так далее. Страница, другая… «Сам виноват, вчера надо было думать. Или сегодня, но на рассвете…»
— Здравствуйте, — начал Александр торить свой собственный тернистый путь, — скажите, пожалуйста, к вам Виктор еще не приезжал? Виктор Антонович… Кочерга. Не знаете такого? Извините, значит, я ошибся… Доброе утро, здравствуйте, извините, что так рано беспокою, Виктор к вам не приехал? Кочерга… Простите… Извините, здравствуйте… Скажите, Виктор Антонович еще не появился? Простите… Доброе утро… А что, Кочерга не приехал?..
