– Давай, – Турецкий посмотрел на Поремского поверх узеньких, едва державшихся на носу очков.

– Результаты оперативных проверок, проведенных Олегом Нечаевым, плачевны. В квартире, где он проживает, в смысле прописан, его нет. Не появляется. Причем уже давно. Нет, квартплата поступает вовремя, но соседи его не видят, пожалуй, больше года.

– Володя, пройдись сам по его бывшим институтским друзьям. Он должен где-то останавливаться. Не в гостинице же. Может, обнаружишь какую-нибудь его лежку. Возьми с собой пару снимков из видеонаблюдения. Но смотри, не перепутай фотографии!

– Понял! – улыбнулся Владимир, подозревая, что начальник уже знает о том, что у него в квартире на стене появилась красивая большая фотография обнаженной женщины, знакомой им обоим.

– И проверь, откуда поступают счета за квартплату, свет и прочее...

Первым делом Поремский отправился в деканат института физкультуры и вскоре стал обладателем списка адресов сокурсников Покровского. Объехав без особого успеха троих – один даже не смог вспомнить Виталия, – наконец кое-что нащупал.

Инструктор по плаванию в бассейне «Олимпийский» был непонятного возраста: наголо бритый, вероятно, для того чтобы обходиться в бассейне без шапочки, со сломанным носом и расплющенными надбровными дугами, он был похож не на пловца, а на сильно и часто битого на ринге боксера. Зато Виталия он вспомнил по предъявленному Поремским снимку.

– Да, был у нас такой, – охотно кивнул инструктор, доставая из стопки бумаг групповую фотографию. – Я вот тут отмечаю наших, которые добились выдающихся результатов в спорте. Странно, что его здесь нет. Кажется, он тогда заболел, хотя не помню, чтобы он вообще когда-нибудь болел. Но вы же недаром им интересуетесь? А он, знаете, не любил фотографироваться, говорил, помню, что такова его философия: прожить не оставив по себе никакой памяти – ни плохой, ни хорошей. И, в принципе, о нем я не помню ничего, кроме разве одного очень необычного случая, важного для меня лично. А так он всегда держался в стороне. Разные там вечеринки, тусовки, типа совместного с девками посещения саун, – это было не для него. Чуть одно время не записали в голубые. Но была там у нас группа этих... заявили: не наш! А авторитетом он тем не менее пользовался. Во-первых, стрелял, как Бог. Но это у него от военной службы осталось. Был на границе, даже ранен, награды имел большие... Однако о службе своей не рассказывал и этим невольно вызывал уважение. А в общем, жил по закону: ты меня не трогай, я тебя не трону.

– А что за необычный случай? Расскажите поподробнее, – попросил Поремский, разглядывая собеседника.

– Девка там была, на курс-два моложе, – улыбнулся инструктор. – Такая... До сих пор, как вспомню, так в воду с десятиметровой вышки хочется прыгнуть. Что она нашла в нем, непонятно. Может, ей нужна была защита от посторонних домогательств? Не знаю. Юмора он не понимал и насмешек не переносил. Однажды ребята решили приколоть Витальку на тему наркоты. Тут ведь кулаками не станешь доказывать, что все перепробовал. А он собрал нас и повез куда-то за город, на дачу.

– А куда, не припомните?

– Хоть убей. Помню только, что очень далеко. Добирались часа три. По-моему, где-то в Рязанской области. Кажется, он говорил, что ему от тетки дача досталась. Так вот, там он поколдовал немного и вколол каждому из нас по дозе. Кошмар, который я тогда пережил, навсегда отворотил вообще пробовать наркотики. Это был какой-то невероятно сильный галлюциноген, и видения, которые рождались в наших башках, контролировались им лично. А больше ничего о нем не помню.

– И еще небольшая просьба, вспомните, кто с вами тогда был?

– Славка Морозов, – тыкая пальцем в фотографию, начал перечислять собеседник, – Олег Таратута, Мишка Нудельман, Танька Лямкина, Захарова, блин, имени не помню. Все ее по фамилии звали, девка была заводная. И та мелкая, как же ее звали? Майя, что ли? Люся? Не помню. Я с ней и не общался. И вообще, я ведь раньше сдуру боксом занимался. Почему в юности не объясняют, что удары по голове большой пользы не приносят? Вот память теперь и стала провалы давать. Студенческую атмосферу помню, а чему учили, хоть убей...

Поблагодарив его за помощь, Поремский набрал телефонный номер капитана Нечаева:

– Олег, ты сейчас где?

– В Сокольниках. Точнее, в районе Маленковки.

– Вот и отлично. Я буду через десять минут на платформе, у первого вагона в сторону Москвы, – сообщил Поремский. – Успеешь?

– Лады.

Подъехав к железнодорожной платформе, Поремский подошел поближе и свистнул. Олег Нечаев увидел его, сбежал по ступенькам и, открыв дверцу машины, сел рядом.

– Олег, у нас опять срочное дело. Вот список людей, в студенческие годы ездивших однажды на некую таинственную дачу Покровского ловить кайф. Она где-то в Рязанских краях. Надо по возможности всех этих людей обойти и попытаться выяснить, где находилась та самая дача. А еще там с Виталием какая-то очень красивая, говорят, девица была. И о ней желательно узнать все, что можно. Но так, чтобы не вспугнуть.

– Когда нужна информация?

– Олег, ты прямо как первый день в органах! – возмутился Владимир. – Конечно, вчера!

Нечаев позвонил уже через час, когда Поремский сидел у Турецкого.

– Володя, кажется, есть! – радостно выпалил Олег в трубку. – Частное владение на юго-восточной окраине Московской области, в черте города Зарайска. Один из той компании оказался шахматистом и хорошо запомнил. Кремлевский спуск, дом пять. Я чувствую, у него там лежка.

Поремский, повторяя вслух все, обернулся к Александру Борисовичу и открыл было рот, но шеф его перебил.

– Опергруппу на выезд! – скомандовал Турецкий в трубку местного телефона и добавил, обращаясь к Владимиру: – Подробности – дорогой.

В сопровождении группы захвата следователи прибыли в Зарайск через два часа. Быстро нашли нужный дом. Хозяева не отвечали, и тогда Турецкий дал команду. Прикрывая друг друга, автоматчики окружили дом, приблизились к веранде и, выбив дверь, ворвались в помещение. Затем стали по очереди выходить наружу и стягивать свои маски. По опущенным стволам и выражениям их лиц Александр Борисович понял, что настала его очередь.

Он зашел в дом. Никого не было. Подошел к столу. На чистой его поверхности лежал, придавленный камнем, тетрадный лист в линейку. Не прикасаясь ни к чему, Турецкий обошел стол и прочитал:

«Если ты здесь и читаешь письмо, то, значит, ты – Турецкий, а я – Покровский Виталий. Я мстил за родителей, хотя ничего криминального пока так и не совершил. Копчик умер сам, и крещение было его предсмертной просьбой. А Воронцову я всего лишь развязал язык, сделав ему небольшой укольчик и припугнув, что ввел яд замедленного действия. Для меня было неожиданностью его самоубийство. Я готов сдаться властям, но пока еще не волен распоряжаться своей жизнью.

Надеюсь на встречу. Виталий Покровский.

P. S. Я думаю, что следующий несчастный случай произойдет с хозяином этих двух мерзавцев- покойников».

– О! – неожиданно раздался зычный голос, от которого Турецкий брезгливо сморщился. – Наши «пинкертоны», как всегда, на месте?!

– Господин генерал, – приподнявшись, произнес Турецкий, – давайте-ка выйдем. Мне необходимо с вами поговорить наедине.

– Прошу очистить помещение! – приказал Лесков.

Двое бывших рядом оперативников вопросительно уставились на Турецкого. Он кивнул им, и они вышли. Оставшись один на один с Лесковым, Турецкий усмехнулся:

– Мне кажется подозрительной ваша поразительная осведомленность, генерал. И я думаю, что это вы сейчас немедленно покинете помещение. А по поводу постоянного, причем активного, противодействия следствию будет уже сегодня доложено лично директору Федеральной службы безопасности.

– Слушай, ты, молокосос! – неожиданно перешел на повышенный тон Лесков. – Ты меня не пугай! Не