стороне паренька, молодого да раннего, которому и дает втихаря – исключительно в целях укрепления жизненного тонуса. Вот, блин, чего женщины только не выдумывают для своего оправдания! От одной из своих телок услышал Багров это умное выражение, понравилось – вроде и без грубостей, и по делу.
Так что если и ей требуется срочно укрепить этот самый тонус, Багров со своей стороны возражений не имеет. А что он сказал Мамону, будто она не в его вкусе, так и на то есть подходящее оправдание. Ты ж в кабаке, к примеру, говоришь халдею: подай мне то-то и то-то. Он и несет, а про возраст той свиньи, из которой приготовлена заказанная тобой отбивная, халдей знать не может, ее шеф для тебя съедобной делает. С помощью того, сего, соусов там всяких, листиков-салатиков. Вот и по жизни так – бабы-то все одинаковые, а если лично тебе чего не нравится, возьми да газеткой прикрой либо раком поверни – и будет без разницы. Некоторые прошлые армейские приятели Багрова называли это своей житейской философией, а вот лично для него – нормалек, обычное дело.
И когда ночью он увидел эту Ирину – не как днем, в брюках, в которых фигуру не разглядишь, а в каком-то легком халатике, с высоко открытыми, длинными ногами, – она совсем не показалась ему страшненькой или старой для него. Правда, света у подъезда было немного, но и того хватило, чтобы успеть разглядеть и сделать вывод: можно, и даже вполне.
Весь вопрос состоял в том, чтобы грамотно вернуть ей права, заручившись дальнейшим молчанием, ну отстегнуть определенную сумму на ремонт той «косилки» – там и «куска капусты» много, в конце концов, всегда можно договориться, накинуть за моральный ущерб и окончательно закрыть проблему, как выразился босс. А если начнет базлать и кочевряжиться, понты всякие разводить, ну тогда можно ее и прижать маленько, показать на деле, как профи умеет поднимать и укреплять жизненный тонус. И тут уж учить Багра не надо, у самого «училка» – дай бог каждому! Вот, собственно, и решение проблемы. Куда она потом пойдет жаловаться? Наоборот, пусть считает, что ей крупно повезло, еще и телефончик попросит оставить. Первая, что ли, такая? Вон их сколько в книжечке-то: Оли, Лели, Юли – одно сплошное ули- люли...
А если все-таки оскорбится и пойдет? Вообще-то не должна, по идее. Да кто их, этих шибко образованных, знает? Ну тогда можно и припугнуть. Что вот, мол, девка, пока ты тут стонала, охала да ножками дрыгала, я успел не только поднять тебе тонус, но еще и пару кадров на память запечатлеть. И показать ей для верности маленькую фотокамеру: будешь дышать в тряпочку, и фотики не понадобятся, а забазлаешь, вся Генеральная прокуратура обхохочется. Тоже старый способ – проверенный...
Владимир Харитонович даже и думать не хотел, что такой вполне проходной вариант может у него вдруг по какой-нибудь причине сорваться. А потому сидел себе в кустах и терпеливо ждал развязки.
В девятом часу утра из подъезда вышел Турецкий с молоденькой, но рослой девчонкой, дочкой наверное. Они прошли к огороженной стоянке машин – Багров проследил – и там уселись в синий «пежо». Но перед тем немного походили вокруг стоявшего рядом зеленого «жука» с ободранным боком. О чем-то говорили, девчонка показывала пальцем, а Турецкий только качал головой. Потом они уехали, и тогда Владимир Харитонович откашлялся, прочистил горло и набрал домашний номер Ирины Генриховны.
Он постарался быть максимально вежливым с ней и терпеливым, насколько мог, разумеется приготовившись выслушать ее нервные крики и всяческие упреки. Но, на удивление, встретил спокойствие и даже отчасти понимание. Нет, она, конечно, пару раз приложила его мордой, что называется, об асфальт, но не со зла, а походя, решив, небось, что ему в другой раз неповадно будет. Пришлось даже маленько поюлить, изображая смирение и раскаяние, и, кажется, она ему почти поверила. Но, интересное дело, чем дольше длился у них никчемный, в сущности, разговор, чем больше он унижал себя перед этой бабой, тем сильнее ему хотелось, чтобы она сейчас не почти, а полностью поверила ему и пригласила войти. Вот тут бы уже она точно не пожалела! Продолжая разговаривать, он чувствовал, как сильно возбуждается его собственный тонус, а перед глазами, будто нарочно, маячили ее длинные голые ноги под коротким халатиком, которые он, оказывается, запомнил вчера. Ну надо же!
А про цветы он соврал, не было у него никакого букета, не привык он к таким глупостям. Да и где их купишь в шесть-то утра, когда ехал сюда? Про цветы – это он так загнул, для блезиру, как говорят. А вообще-то он рассчитывал, что она сама захочет спуститься к консьержке и забрать свои документы. Но тут-то ее и надо будет опередить. А сделать это совсем просто.
Продолжая разговаривать с Ириной, он вошел в подъезд и, зажав трубку широкой ладонью, строго спросил у старухи-консьержки, на каком этаже нужная ему квартира. При этом сунул ей под нос, не раскрывая, свое красное удостоверение с золотым орлом и заявил, что он из прокуратуры и привез документы для гражданки Турецкой. Показал и карточку водительских прав с цветной фотографией Ирины.
Привставшая было, чтобы строже блюсти охрану в подъезде, старуха взглянула и только махнула рукой:
– На шестой езжай. Она, кажись, дома. Может, позвонишь сперва? У нас так положено.
– Да вот же! – сурово нахмурившись, он показал свой мобильник, и та, ничего так и не поняв, снова махнула – иди, мол.
И он пошел. Поднялся на нужный этаж, после чего и «закончил» свою печальную исповедь. И попрощался таким тоном, чтобы она поняла, что определенно оставила в его якобы непутевой жизни заметный след. Им это льстит, и они тогда теряют осторожность.
Потом он немного «поколдовал» в ящике у распределительного щитка, воткнул себе в ухо «улитку» наушника и устроился у двери. Если она станет кому-нибудь звонить, он все услышит.
О чем Багров думал? А о том, что в данный момент Ирина Генриховна наверняка принимает ответственное для себя решение – прямо сейчас сбегать вниз и забрать документы с обещанными цветочками или сделать это попозже? Ведь генерал вчера не зря приезжал сюда. Они, верно, и обсуждали, и советовались, и даже решение какое-то важное для себя приняли. Иначе чего ж до трех-то утра сидеть? Ясно, что просто так они это дело не оставят. А его надо замять – кровь из носу! И остановить заварившуюся кутерьму вполне может сама Ирина Генриховна. А ей, в свою очередь, надо помочь принять правильное и нужное решение. И сделать это сможет только он, Владимир Харитонович Багров, который стоит возле стальной входной двери, в стороне от глазка, чтобы его не могли увидеть из квартиры, и ждет, когда же наконец повернется в замке ключ. Пусть дверь только скрипнет, чуть-чуть приоткроется, а дальше – дело техники.
Он и объяснять не будет, как и зачем оказался здесь, перед дверью. Точнее, это можно будет сделать уже потом, когда она сполна получит свое, а он, не отпуская, чтобы не сильно брыкалась, начнет горячо нашептывать на ушко, как сильно хотел ее и на какие уловки пошел ради утоления своей безмерной страсти. Тут, главное, не давить на нее грубо, но при этом надо наглядно показать, что у нее все равно никакого другого выхода нет. Как они сами говорят? Видишь, что насилие неизбежно, так лучше уж расслабься и получи удовольствие.
Ну ладно, важно правильно начать, то есть в стремительном темпе, а расслабиться можно будет позже, когда она сама натурально убедится, что имеет дело с влюбленным в нее человеком, а не с маньяком- насильником. Тогда и базар другой получится. Думая так, Багров основывался, конечно, на личном опыте, который его в сходных ситуациях обычно не подводил. Ну за редким исключением. И то в условиях, приближенных к боевым. Но там не сильно-то и разбирались, к тому же командир всегда прав. Поэтому и сейчас у него особых сомнений в своих действиях не было.
Он ждал. И наконец услышал то, чего больше всего желал: приближающиеся шаги. Багров напряженно ловил в квартире за стальной дверью каждый шорох, каждый скрип паркетной доски на полу. Не контролируя своего дыхания, которое, собственно, и выдавало присутствие человека, к двери подошла
Вот в нее вошел ключ.
Ключ между тем заерзал в скважине, чуть повернулся и... замер.
Черт возьми, что
И вот тут резко запел какую-то неизвестную мелодию мобильник, но не у него, у
«Так точно! Жду!» – весело и громко сказала Ирина, словно отрапортовала начальству.
И Багров понял, что у него все сорвалось к чертовой матери... Вот же сука хитрая! И как же лихо она его