В комнате царила абсолютная тишина. Мужчины слушали Кротова молча, опустив глаза. Перебивать его, тем более возражать, желания после сегодняшнего утра ни у кого не было.

– Думаю, вы и сами это понимаете, тем не менее итоги я позволю себе подвести.

Начну с того, что Грозов конечно же не просто редкостный негодяй, но еще и негодяй спятивший. А вот те, кто стоят за его спиной, судя по всему, вполне нормальные психически, а следовательно, вдвойне опасные сволочи... Надеюсь, все это понимают?

– То, что один он не мог все это... организовать, – негромко произнес Голованов, – понимают отныне все... Одна взрывчатка чего стоит!

– Да, – кивнул Кротов, – такой пластит находился и находится сейчас исключительно в распоряжении нашей армии, до сих пор, насколько могу судить, мы с ним не сталкивались – вплоть до момента, когда обнаружили после взрыва, а затем сегодня в мастерской. Но это далеко не все...

Все наконец зашевелились, к Алексею Петровичу один за другим потянулись взгляды оперативников.

– Как вы понимаете, самая главная часть любого теракта – информационная, так же как и операции по его предотвращению. Нужно планировать акции заранее, а для этого знать, где именно они должны проводиться для... максимального эффекта. Если коротко, соответствующие люди, которые параллельно с вами занимаются расследованием, пришли к выводу: у тех, кто стоит за спиной Грозова, есть связи непосредственно в Генпрокуратуре, МВД и, возможно, в ФСБ... Поверьте, основания так полагать очень веские!

– Извини, Алексей Петрович, – подал голос Голованов, – то, о чем ты сейчас говоришь, подозрения абстрактного характера или речь идет о конкретных людях?

– Если позволишь, я на этот вопрос отвечать пока не буду. Скажу только, что выйти на упомянутых тобой конкретных людей можно исключительно через нашего спятившего спецназовца... Его теперь найдут, найдут обязательно... Вчера в Москву с этой целью по... скажем так... по очень высокому распоряжению, командирован тот самый его товарищ по Анголе, который передал нам известный вам текст и снимок...

– Ладно, Кротов, – неожиданно заговорил Агеев, – можешь дальше не продолжать нас переубеждать. Считай, дело сделано, лучше... Может, расскажешь, что там удалось нарыть Генпрокуратуре?..

– Сегодня вечером, в девять тридцать, я встречаюсь с Меркуловым и остальной опергруппой. – Впервые за все время Алексей Петрович слегка улыбнулся. – Думаю, вы не сомневаетесь, что в состав бригады входят представители антитеррористической команды ФСБ... Вот там и решим, после обмена информацией, относительно уровня сотрудничества с «Глорией»...

– Хочешь сказать, нам теперь дадут пинка под зад, обвинив в том, что, если б не мы, девочка осталась бы жива? – мрачно брякнул Щербак.

– Нет, я сказал именно то, что сказал: вы, ребятушки, слишком глубоко увязли в этом деле, чтобы вас можно было так вот легко взять и, как ты, Коля, выразился, под зад. И, честно говоря, работу проделали – ту, что проделали, – на «отлично»...

– И на том спасибо! – выразил общее мнение Всеволод Михайлович Голованов. – Передай, пожалуйста, Меркулову, что мы готовы...

Ирина Генриховна сидела в коридоре, как ей казалось, уже целую вечность, хотя на самом деле прошло не более получаса с того момента, как она оставила их вдвоем. Наконец дверь палаты распахнулась – и бледный как полотно Грязнов медленно перешагнул порог, еще раз оглянулся через плечо. Потом вяло махнул рукой и прикрыл за собой дверь так медленно и осторожно, словно она была стеклянная...

Ирина была около генерала, медленно двинувшегося по коридору, спустя секунду.

– Славик... – Она посмотрела вздрогнувшему Вячеславу Ивановичу в глаза и, уже более не сдерживая слез, бросилась ему на шею. – Ох, Слава, Слава...

– Ну-ну... – Грязнов растерянно прижал к себе на секунду Ирину, потом отстранил ее и удивленно произнес: – Не думал, что ты будешь так уж обо мне... переживать...

– Ну и дурак! – сердито улыбнулась она и поспешно вытерла слезы. – И я дура... Шурик сейчас увидит, что я ревела, и... Он как?..

– Нормально, успокойся... – И, подумав, добавил: – Мы же с ним мужики все-таки.

– Ага, – кивнула она, – мужики... Безголовые, отчаянные и жутко замечательные мужики!

Она отступила в сторону, пропуская Вячеслава Ивановича Грязнова мимо себя к выходу и смотрела на его заметно ссутулившуюся спину до тех пор, пока генерал не скрылся за поворотом коридора, ведущего к выходу.

Потом Ирина Генриховна поспешно достала из кармана пудреницу и, медленно двинувшись к палате мужа, на ходу придирчиво принялась вглядываться в свое отражение: видно или нет, что только что плакала?.. Все-таки видно... Тормознув возле самой двери, она взяла в руки пуховку и начала деловито и торопливо припудривать носик... За этим занятием ее застал неожиданно раздавшийся из палаты вопль Турецкого:

– Ирка, ты где?!. Ира!..

Охнув, она чудом не уронила пудреницу и влетела к нему, едва не вышибив дверь:

– Господи... что... что?!

На этом Ирина Генриховна и умолкла, замерев на месте с приоткрытым ртом: увидеть она ожидала все, что угодно, кроме того, что видела!

Александр Борисович, сидя на постели, беспорядочно размахивал руками, на его физиономии сияло выражение не просто радости, а подлинного счастья.

– Вспомнил! – вновь завопил он. – Ирка, солнышко мое, я вспомнил!

И он с самым торжествующим видом протянул в ее сторону руку: в его пальцах был зажат черный божок, которого она успела за эти недели возненавидеть.

– Господи, как ты меня напугал... – Она перевела дыхание. – Слава богу, что вспомнил, теперь-то я могу его отсюда вышвырнуть, этого урода?

– Теперь, дорогая, как раз не можешь! – Турецкий моментально успокоился, хотя глаза его продолжали сверкать от возбуждения, но говорил он очень серьезно. – Не можешь, поскольку это не просто урод, а очень важный вещдок...

Ирина закусила губу и уставилась на него вопросительно.

– Сейчас ты дашь мне телефон... Дашь-дашь, даже не сомневайся! Я вызову сюда Костю... Необходимо срочно найти одного человечка, мы его когда-то вместе с Меркуловым и Славкой от тюрьмы спасли с огромным трудом... Правда, кажется, он нас за это возненавидел...

– Как это? – Ирина Генриховна не сумела сдержать своего изумления.

– Видишь ли... – Александр Борисович вздохнул и отвел глаза. – Единственным выходом, чтоб ему не дали тогда пожизненное, была психушка... Прошло с тех пор не меньше трех лет, не сомневаюсь, что он оттуда успел выйти и живет теперь где-нибудь вдвоем с сыном... Ох, Иринка, историю Антона Плетнева я тебе потом как-нибудь расскажу, она... Она непростая... Сейчас другое важно: у него на шее болтался точно такой же тип.

Александр Борисович подкинул тотем на ладони.

– Он его привез когда-то из Анголы, что-то типа оберега... Забыл я, как этот персонаж зовется, то ли «муду», то ли «буду»... Короче, там какая-то история была, деталей я не помню, но людей в ней замешано не так уж много... Тех, у кого такие игрушки имеются... Ирка, давай сюда телефон, я сказал, если не хочешь, чтобы я разболелся в обратную сторону!..

– Я не хочу, – едва не плача произнесла его жена, – потому и... Слушай, может, завтра?.. А то и Слава, и Костя...

– Дай телефон! – рявкнул муж таким голосом, что Ирина Генриховна слегка побледнела и протянула ему поспешно свой мобильный. Но ей страшно хотелось, чтобы последнее слово осталось все-таки за ней:

– Бери... Хотя почему в этой связи твой мунду стал вещдоком, я так и не поняла...

– Какие твои годы! – ехидно улыбнулся совершенно успокоившийся, едва мобильник оказался в его руках, Александр Борисович. – Главное, понял я... Костя?..

Он улыбнулся и посмотрел на жену невидящим взором.

– Конечно я, кто ж еще-то?.. Нормально... Нормально... Слушай, Дмитрии, придется тебе поверить, что я вполне живой и бодрый! И более того, придется тебе прямо сейчас бросить свои важные государственные