Я хотела спросить ее, что значит «она», но когда подняла голову, поняла, что сижу на обрыве у реки, неподалеку от тайного входа в наши пещеры, а на волосы опускаются тяжелые снежные хлопья. Возможно, они показались мне прикосновениями рук моей матери. Где реальность, а где — лишь игра моего воображения, я не знала. Чувствовала только, что место, в котором я побывала, не похоже на привычный мир снов, куда уводила меня Королева. Тот был черно‑белым и мрачным, этот — цветной и солнечный.

Наклонившись над ямкой, прожженной в снегу медальоном, я вгляделась в маленькую серебряную звездочку. Она казалась тусклой и больной. Эта вещь принадлежала моему отцу, а до него — многим поколениям моих предков. Неужели они оттолкнут меня? Не может быть, ведь мама пришла ко мне и пожалела меня.

Я протянула руку и подняла медальон. Он и сейчас жег мою кожу, только слегка, вполне терпимо. Боже мой, что же со мной происходило! Неужели я и вправду превратилась в чудовище, в котором не оставалось ничего, ни единой капельки от прежней принцессы? Но теперь… возможно, еще не поздно попытаться все исправить. Нужно только не забывать о тех, кто любит меня. О тех, кого люблю я. Эта любовь станет моим спасательным кругом и удержит от падения в бездну. Во тьму.

Я осторожно убрала звездочку в карман джинсов. Надо будет найти для нее шнурок. Мне вдруг показалось, что очень важно сохранить ее, не дать ей потеряться.

Состояние тихой грусти не покидало меня. А еще я вдруг вспомнила о своих приемных родителях, людях, которые меня вырастили и любили. На память тут же пришла сцена, увиденная мною через окно бывшего когда‑то родным дома. Только теперь вместо ярости сердцем завладела печаль. Как я могла думать, будто они забыли и предали меня по своей собственной воле? Нет, их наверняка заставили. Они до сих пор, возможно, не осознавая этого, помнят обо мне и любят меня — и свидетельство тому ребенок и собака, появившиеся в доме. Меня не было рядом, и они наверняка ощущали ту же пугающую сосущую пустоту, что мучила меня.

Я почувствовала настоятельную потребность хоть издали посмотреть на свет до боли знакомых окон. У меня должны быть маячки, которые спасут меня в жестокую бурю, не дадут заблудиться в бушующем море.

Предупреждать здесь кого‑то я не чувствовала себя обязанной, поэтому, повернувшись спиной к пещерам, решительно направилась к маленькой станции. А снег все падал, занося мои следы.

Было еще не слишком поздно — всего‑то восьмой час вечера, и в электричке толпилось довольно много людей. Обычно я по возможности избегала многолюдных мест, а если приходилось ехать в полном вагоне, забивалась в угол и смотрела себе под ноги. Но сегодня я, напротив, с интересом разглядывала случайных попутчиков, пытаясь представить себе их жизнь. Вот женщина с усталыми складками у губ. Весь ее мир прост и до боли банален. Семья, работа, круг привычных обязанностей, карусель одинаковых дней… Она стояла в проходе с тяжелой сумкой и задумчиво и очень трогательно улыбалась. И от этой почти незаметной мягкой улыбки в вагоне стало на несколько градусов теплее. «Она думает о доме и своей семье», — вдруг поняла я. У этой усталой женщины с простым некрасивым лицом было то, чего не было у меня, чего я оказалась лишена — просто так, по необъяснимому капризу судьбы. Судьба, кстати, играет нечестно, подыгрывая своим любимчикам и без жалости выбрасывая на обочину тех, кто ей отчего‑то не мил. Некоторые люди рождаются счастливыми, а некоторые — такими, как я.

Я вышла за этой женщиной на ее станции и какое‑то время следовала за ней, словно рыбка‑лоцман за кораблем, не желая выходить из зоны действия чужого счастья. Я шла за ней, как завороженная, но вдруг поймала себя на том, что у меня чешутся зубы и кончики пальцев. Чудовище, сидящее во мне, считало, что чужое счастье можно присвоить себе, выпить досуха, насытившись теплом чужого уюта. Поймав себя на этой мысли, я почувствовала ужас и отвращение. Я оказалась даже хуже, чем представлялось. А чужое тепло манило своей доступностью, словно говоря: «Возьми. Насыться. Ведь ты так одинока! Тебе теперь все можно!»

— Нет! — ответила я себе и в ярости замотала головой. — Нет! Нет! Нет!

А потом побежала прочь, как будто за мной гналась целая стая демонов, как будто можно было убежать от себя.

Ужас гнал меня все дальше и дальше. Я бежала по вечернему городу, расталкивая идущих с работы людей, без разбора бросаясь в тихие заводи улиц и бешеные водовороты проспектов. Наконец я опомнилась и слегка успокоилась. Оказывается, я забралась в какие‑то дебри. Пришлось спрашивать дорогу и ехать к дому на метро. В метро я спокойно прошла мимо дежурной. Денег у меня все равно не было, а государство не обеднеет, бесплатно провезя одного сумасшедшего вампира.

У своего старого дома я была уже в десятом часу. Я приближалась к нему осторожно, прекрасно помня, что в прошлый раз здесь нас с Ловчим ждала засада.

Знакомые окна и вправду теплились неярким успокаивающим светом.

Однако мир полон несправедливости. На мои окна уже кто‑то смотрел. Я так удивилась, что забыла об осторожности и вышла из укрывающей меня тени. У подъезда стоял мой бывший одноклассник Димка.

— Димка?! Что ты здесь делаешь? — не поверив глазам, спросила я.

Он вздрогнул, обернулся и вдруг отчаянно покраснел.

— Я… Так, мимо проходил, — смущаясь, выдавил он. — Случайно…

И тут и вовсе налился краской — врать Фролов не умел ну совершенно.

— Как дела? Как новая школа? — спросил он, избегая встречаться со мной глазами.

Я сглотнула.

— Спасибо… Нормально… А ты?

— Да что мне сделается, — буркнул Димка. — Я вот на днях Артура видел…

— Кого?…

Время остановилось. Даже снежинки замерли в воздухе, так и не долетев до земли.

Димка хмуро взглянул на меня. Наша встреча словно бы его не обрадовала.

— Артура. Новенького, — пояснил он.

— Ты ничего не путаешь? Это был действительно он?

— А кто же еще? Мы с ним разговаривали… О тебе, он тебя искал, — добавил честный Фролов после недолгой паузы.

Выходит, Артур жив и он ищет меня. Он не умер, как я думала, как меня пытался уверить Януш! И с чего я вообще поверила ему — тому, кто собирался без раздумий всадить в меня серебряную пулю. Артур